Ангел Спартака - Андрей Валентинов

Толпа. Люди суетятся, строятся, неумело ровняют ряды. Сейчас их разведут по баракам, потом все свободны До утра, до первых автобусов, до того, как начнут читать бесконечные списки. Мне туда? Да, мне туда. В гущу людей, в осень, в сырые бараки.

Шагнула прямо в толпу, зачем-то оглянулась.

Девчонка в синей тунике, молоденькая, растерянная... ее знаю? Нет, не знаю. Что она тут делает? Туники носили в Риме, а это было давно, очень давно, много жизней назад.

Рука скользнула в карман, коснулась знакомых мятых бумажек. На несколько рюмок коньяку хватит. И на сигареты, мои, кажется, кончились. Надо прийти пораньше, пока в баре «У Хэмфри» есть свободные места.

Второй карман внезапно показался очень тяжелы словно туда положили камень. Нет, не камень — пистолет системы «люгер». Все верно, тут опасно, тут тоже убивают

— Фрау... Госпожа Папия Муцила?

Тихо подошли, не заметила. А может, и не подходили здесь и ждали, в толпе.

— Разрешите на несколько слов?

Трое — похожие, словно братья Ресы, только иные совсем. Здешние — на «вы» обращаются. Черные эсэсовские плащи, черные фуражки. У каждого — смерть при поясе, только не «люгер» — «вальтер». На черном бархате петлиц — руны «зиг», две молнии рядом.

Власть, сразу видно!

Не спорю. Киваю, в сторону отхожу. Знакомый старшой подбрасывает ладонь к козырьку:

— Уполномочен доложить — ваше пожелание полностью выполнено.

О чем это черный? Впрочем, все равно, выполнено и выполнено. Вновь киваю. Сказать «спасибо» нет сил. И есть ли за что?

— Первый круг? — Черный понимающе улыбается, достает сигареты, протягивает пачку мне.

Щелчок зажигалки — словно выстрел. Нет, так только говорят, выстрел звучит совсем иначе.

— Ничего, — старшой жадно затягивается, — шок скоро пройдет, по себе знаю. Наверное, ждали своего главного. Встретит, шнапса поднесет, утешит?

Вновь улыбка, но уже другая, совсем-совсем другая. О чем он? Может, об Учителе? Я уже не Его ученица, и Ему нечем утешить Свою обезьянку. «Сохрани мне память, Учитель, сохрани! Больше мне ничего не нужно».

Но я помню? Я не забыла?

Эномай умер. Я умерла. Остальное... Остальное не важно.

— Возле автобусов показываться не советую, фрау Муцила. Соваться к начальству — тоже.

— Отправят в Дахау? — Я тоже затягиваюсь, не чувствуя вкуса. Странно, о Дахау я помню. «Загробный Дахау... Значит, ты уже там была, девочка?» — спросила меня Марлен.

— Дахау? — Черный смотрит как-то странно, затем кивает. — Да, Дахау. Понимаю, что вы чувствуете, фрау Муцила. Когда нашу дивизию бросили погибать в Будапеште, я чувствовал то же самое. Вожди любят, когда мы умираем за них — и во славу их.

Не понимаю. Разве я умерла за Учителя? Я... Я просто умерла. Сначала Эномай, потом я.

— Разрешите вопрос. — Теперь черный глядит внимательно, серьезно. — Вначале я думал, что вы из этих... унтерменшев, но у вас совершенно арийское лицо. Кто вы, фрау Муцила?

* * *

И наши тени вновь идут

Кружить во тьме ночной.

Но нам нет больше места тут,

Для нас лишь мир иной.

Бар «У Хэмфри». На столе — полупустая рюмка толстого стекла. Коньяк еще не выпит. Черноволосая Лили поет свою песню.

А людям видится другим,

Что мы под фонарем стоим,

Как ты, Лили Марлен.

Пару вечеров я еще смогу пить коньяк. Потом... Потом стану продаваться за глоток шнапса — или просто достану из кармана «люгер» и приложу его черный зрачок к виску. Интересно, куда попадают те, кто умер здесь!

Трубит вечерняя заря

В военную трубу.

Я в город уходил не зря,

И я назад бегу.

Я говорил: «Вернусь домой,

Коснусь твоих колен...»

Но лучше б я бежал с тобой.

С тобой, Лили Марлен.

А еще интересно, как исполняла песню та, другая Марлен? «Но лучше б я бежал с тобой...» Мне некуда бежать.

Меня поднимут ото сна

Из мрачных недр земли

Твои влюбленные уста

И память о любви...

Некуда бежать? Почему — некуда? Доктор Андрюс Виеншаукис рассказывал... Калитка!

— Я не позволю сбежать Моей обезьянке!

Учитель?!

Оборачиваюсь.

* * *

И наши тени вновь идут кружить во тьме ночной.

Смех мне его не понравился. Не смех — гогот с бульканьем пополам. И брюхо не понравилось. А уж лапища, что меня за плечи обхватила, тем более. Не встанешь, не пошевелишься даже. Громоздится рядом этакий слон, в ухо дышит, гадости говорит.

— Денарий дам, девочка. Денарий серебряный! Легионер на один денарий целый день живет-веселится да еще пару ассов на черный день откладывает. Так что не ломайся, пошли. Погуляем, повеселимся! Га-га-га! Гы-гы-гы!

Знакомая песня, ох знакомая! И музыка, и слова. Что за притча в самом деле, неужто без Аякса нельзя из дому выйти, по улицам погулять?

— Пользуйся случаем. Мне завтра на место службы отбывать, к консулу Геллию, вот и решил гульнуть, чтобы запомнилось. По-настоящему! А ты, смотрю, такая, что долго не забудешься. Потому и денарий предлагаю.

Вот спасибо! А насчет того, чтобы без Аякса моего на улицу выйти, так и спрашивать нечего. Нельзя, конечно. Рим, что поделаешь!

…Письмо передать сегодня же, до второй ночной стражи, чтобы с утра уже отправили. Копия? Нет, пока не стоит, два письма — вдвое больше риск. Хорошо еще добрые римляне не догадались всех гонцов на заставах останавливать и письма читать.

Поглядела я на этого слона. Сначала на брюхо — основательное брюхо, с ложа свешивается. Затем на саму личнсть — ничего личность, если б умылся и не гоготал, как гусь…

— Га-га-га! Ну чего? Хлебнем — и пошли? Хозяин вроде как комнаты наверху держит. Выбьем пыль из подстилки. Гы-гы-гы!

Вот и вторая его лапища мною занялась. Теперь уже только не двинешься — не вдохнешь. А под самым ухом сопение с присвистом. Хотела погулять, Папия? Воздухом вечерним подышать? Вот и погуляла. Предупреждали же — Рим! Не Капуя даже, не Помпеи.

...А что? Ганник предлагал, с него станется. Каждого гонца останавливать, каждый свиток вскрывать. Даже слово нужное нашел: «перлюстрация». Хитрое такое словечко о двух смыслах: и «обозрение» и «очищение». Чтобы, значит, мыслишки чужие обозревать и от тех мыслей жизнь нашу счастливую очищать — до белых костей.

Комнаты действительно сдавались, хоть и не лупанарий это, — обычная таберна, каких в квартале не один десяток. Понятное дело — Велабр, брюхо Вечного города, главный рынок, где припасами торгуют. А рядом еще один рынок — Коровий. Людное место, проходное — днем, вечером, ночью даже. Так что и комнаты тут сдаются, и гостиниц хватает, и вообще, место удобное.