Три грани мизерикорда - Анна Волошина

– Ты кому-нибудь, кроме меня, говорила об этом?

– Да я и не вспоминала, просто сейчас к слову пришлось. В чём дело, Анатоль?

Трейси поднял палец, призывая девушку к молчанию. Потом связался с Гринбаттлом, потребовав невосстановимо стереть запись последних пяти минут, если таковая ведется, и не вести её в течение как минимум получаса. И вообще отключиться до особого распоряжения. И постановщик помех врубить на полную. Затем придвинулся ещё ближе, требовательно протянув руки над столом. Повинуясь этому жесту, Агата вложила свои ладони в его, немедленно крепко сжавшиеся.

– Я – твой юридический поверенный, верно?

– Верно, – кивнула она.

– Пока это так, в мои прямые обязанности входит давать тебе советы. Запомни: никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах – даже во сне – ты не должна говорить о том, что Энтони Кертис счёл тебя достойной этого имени. Забудь, поняла? Будем надеяться также, что он действительно был пьян и не помнит, что сказал.

…Это длинная история. И началась она задолго до твоего рождения. И даже задолго до моего. Ты что-нибудь знаешь о Семье Молинари? О семье с большой буквы? Верно, дон Антонио и его сыновья, Джузеппе и Карло. Интересная у тебя была программа обучения… ладно, не о том разговор. Ну, раз ты слышала об этих людях, то и судьба их тебе известна. Ха! Пошедший вразнос ходовой реактор! Это сказки, Агата. На самом деле, если верить Неду (а он, я думаю, в курсе, как немногие), всё было не совсем так.

Семья Молинари долгое время была в партнерских и даже дружеских отношениях с Семьей Бернардини. Дело было на Рафаэле и было, повторяю, очень давно. Потом дружба начала трещать по швам, хотя партнерство оставалось: в слишком многие совместные проекты вкладывали деньги обе Семьи.

Всё шло ни шатко, ни валко – до тех пор, пока сеньор Молинари с сыновьями и лично принесшим добрую весть зятем не вылетел с Рафаэля на Рубикон. Там за несколько дней перед тем единственная дочь дона родила сына, как две капли воды похожего на отца, но названного в честь деда. Дочь звали Лукрецией, а замуж она имела несчастье выйти за никчемного прощелыгу, не приспособленного ни к чему мота и бездельника по имени Роберт Кертис. Ага, вот именно. Осознала?

Визит отца и братьев должен был положить конец остракизму, которому подвергалась на протяжении нескольких лет решившая жить своим умом дочь и сестра, но… случилось то, что случилось.

Да нет тут ничего удивительного, женщины вообще редко попадают в писаную историю, если, разумеется, они не из тех, кто эту самую историю вершит. Вот и Лукреция Кертис не вошла в изученный тобой блок сведений о Семье Молинари.

Дальше… дальше выяснилось, что – официально – Семья Молинари бедна, как церковная крыса. Все без исключения её активы принадлежали (повторяю, официально) Семье Бернардини. Имели ли место подделка документов, предательство или что-то ещё, дознаться уже невозможно. В том, что речь шла об убийстве и последующем ограблении, никто не сомневался, но в окружении Антонио Молинари не нашлось желающих ссориться с Семьей Бернардини, оказывая помощь его дочери.

Какую выгоду можно было получить, помогая ей? Зато сама попытка выручить могла закончиться очень скверно, и все это понимали. Пьетро Бернардини такое весьма не понравилось бы… впрочем, приказа убить Лукрецию и ребёнка он так и не отдал. В самом-то деле, какая опасность могла исходить от неё самой или её отпрыска, который даже не был Молинари?

Ни она, ни ее сын не интересовали никого. Лукреция Кертис в одночасье стала одинокой вдовой с новорождённым сыном на руках… и без гроша за душой. Вдовой, которую никто не принимал в расчёт. Как ты сказала? Не самая последняя, но самая крупная ошибка Пьетро Бернардини? Согласен. Дальше рассказывать?

Антонио – или, если угодно, Энтони – Кертис вырос в трущобах Ларга. Его мать обладала, сдается мне, характером, похожим на твой. Она шла буквально на всё ради того, чтобы сын встал на ноги. Даже, поговаривают, торговала собой. И умерла, когда упорно карабкавшемуся вверх внуку Антонио Молинари было чуть за двадцать. Тогда, кстати, они и познакомились с Недом. Он ещё застал эту женщину в живых, но дни её были сочтены. Дядя, кстати, пытался помочь своему новому знакомому, но что он мог – беглец?

Впрочем, Энтони Кертис не забыл ни бескорыстной, хоть и бесплодной, попытки Эдварда Молбери, ни того, чему – а главное, кому – он обязан смертью обожаемой матери и собственным не слишком счастливым детством. И ещё лет двадцать спустя от Семьи Бернардини остались только скупые исторические справки в разделе «Мафиозные войны». А везде, где Бельмастому Тони Кертису доводилось задержаться хоть сколько-нибудь надолго, были воздвигнуты часовни и храмы, освященные во имя святой Лукреции. На Триангле – тоже, можешь поглядеть в туристическом справочнике. Красивая церковь. Впечатляет.

Правильно не думаешь. Какой, к черту, «Эдипов комплекс»! Всё куда сложнее. И куда хуже. Для тебя хуже, Агата. Потому что слабостей у Кертиса хватает, но это мелкие слабости. Такие, знаешь… житейские. На них не сыграешь. Да и меньше их становится с каждым годом, возраст – штука такая.

По-крупному же наш общий знакомый неприступен, как отвесный утёс. У него нет жены, нет признанных детей. Результат делания денег уже давно занимает его куда меньше процесса. Смерти он не боится, у него вообще со страхом отношения не сложились. Думаю, с младенчества. Его нельзя задеть практически ни с какой стороны.

Единственной большой слабостью Бельмастого Тони была мать, однако её уже более полувека нет в живых. Её – нет. А вот…

– Я не дура, Анатоль, – медленно произнесла Агата, когда адвокат умолк, выжидающе глядя на неё. – Если кто-то из недоброжелателей Тони пронюхает, что есть женщина, которая в его глазах способна претендовать на имя Лукреция, эту женщину могут счесть возможным рычагом давления. И попробовать использовать в игре против него. Вплоть до отсылки адресату по частям.

Она помолчала, собираясь с мыслями.

– А если он сам вдруг вспомнит тот полуночный разговор, всё будет зависеть от того, что перевесит: сентиментальность (если она ему вообще свойственна) или расчёт. Человек без крупных слабостей вряд ли допустит, чтобы кто-то заподозрил его в наличии хоть одной. И вполне может решить заранее избавиться от намека на такую слабость. Конечно, следует учитывать договор со Спайдером, но…

Девушка невесело усмехнулась и скрестила руки на груди.

– Мотать нам надо отсюда. Всем. Тебе в том числе. Пита, пожалуй, не тронут и Неда, думаю, тоже – Тони не дурак и понимает, что с более или менее случайными знакомыми я откровенничать не стану. Кроме того, если я тебя правильно поняла, Капитану Неду Бельмастый Тони обязан довольно многим. Даже если долги давно уплачены и отношения строятся на взаимном уважении. А ты – мой адвокат, с тобой я могла говорить о чём угодно. И тебе он не должен ничего.

Она откинулась на спинку кресла и опустила веки. Длинные ресницы собрали под глазами густые тени, между бровей залегла глубокая складка, лицо словно осунулось. Для ужина в тесном (куда уж теснее!) кругу Агата выбрала морской пейзаж за окнами. Не тихую, освещенную солнцем бухту, а вгрызающийся в скалы шторм. И сама она сейчас была частью этого пейзажа: то ли штормом, то ли скалой.