Отравленный исток - Елена Сергеевна Счастная

лето будет хлебородным. Возьми. Да надень поскорей. Уж выходить пора.

Млада осторожно взяла рубаху, провела пальцами по узорам. Ну, что ж, раз уж нужно… Не стоит обижать хозяев дома и здешних Богов своим непотребным видом.

Мальчишки в соседней клети затихли: видно, уже ушли. Млада скинула потёртые штаны и рубаху да надела подаренную. Плотный лён приятно лёг на кожу, подол скользнул по щиколоткам. Ружа подошла сзади и распустила ей косу, обвязала вокруг головы расшитую в тон узорам на платье ленту с лёгкими серебряными колтами у висков.

— Ну, вот, — оглядев Младу, она довольно улыбнулась. — Теперь не стыдно и на люди показаться.

А та поёжилась от незнакомого ощущения свободы. Ничто не стесняло тела, не давил доспех, и даже движения становились от того другими. Плавными и неспешными.

Ружа оделась, как подобает замужней женщине: в нарядную понёву, у которой она заткнула за пояс углы подола, чтобы стало видно узоры на нижней рубахе. На голову повязала повой, а поверх него водрузила кику.

Вместе они покинули опустевшую избу и пошли к реке, где уже собралась почти вся деревня.

Огромный, разведённый на берегу костёр виднелся издалека. Он щедро бросал ответы между дубов и редких берёз, расчерчивая землю оранжевыми полосами.

У огня было шумно. Люди толпились вокруг лавок, на которые скоро сядут старейшины, староста с семьёй и гости, что так удачно пожаловали к празднику. За лавками с ожиданием на лицах встали молодые парни. Они беспокойно выглядывали среди девушек тех, от кого получат сегодня горшочки с ростками дубов. Их они должны будут после посадить в знак того, что начинается новое лето, и того, что сегодня ночью они, возможно, сумеют зачать детей. Дети, родившиеся в зиму после дня Семаргла считались здесь не менее счастливыми, чем зачатые в Купальскую ночь.

Млада села рядом с Ружей. Неподалёку опустилась на лавку и Ведана, приветственно кивнув. Жар огня обхватил с головы до ног, но не зло, а ласково и бережно. Но подойдёшь ближе — пламя Семаргла обожжёт, не пожалеет. Напротив расселись старшие мужчины рода, а подле них Хальвдан с Роглом, ещё бледным, но вполне окрепшим. Их тоже приодели в чистые рубахи с расшитыми поясами. Заросший верег опрятно остриг бороду, и стал похож на себя прежнего: та же стать воина, тот же блеск холодных глаз. Он поначалу окинул взглядом деревенских, но, отыскав Младу, успокоился и улыбнулся ей. Она кивнула в ответ.

Гомон стих, когда к костру вышел волхв Богша. Он коротко поприветствовал родичей, обошёл вокруг огня и бросил в него несколько щедрых горстей сушёных трав. В воздухе поплыл сладковатый дурман, от которого мгновенно помутилось в голове. Дубрава вокруг, берег и речная гладь подёрнулись дымкой. Звуки стали глуше. Волхв сел на лавку среди мужчин и махнул рукой, будто бы давая приказ к чему-то.

Всколыхнулся и полился откуда-то звонкий голос гуслей, похожий на журчание ручья. И с двух сторон к огню плавно, будто плывя над землёй, на свет вышли девушки. Все с распущенными волосами, в длинных, без украшений рубахах. В руках красавицы держали глиняные горшочки с ростками. В танце они закружились у огня, похожие на тревожимые ветром лозы: такие же тонкие и гибкие. Млада невольно залюбовалась их плавными движениями. Словно искры, они порхали, то припадали к земле, то вскидывались, соединялись в хороводе и расходились в стороны…

Все затаили дыхание перед волшебством их танца.

— Надо было и тебя в хоровод пустить, — загадочно произнесла Ружа.

— Ну, уж нет, — фыркнула Млада, не сводя взгляда с девушек. — Бревно неотёсанное и то лучше меня сплясало бы.

Большуха усмехнулась.

— Зато ты смелости, может, набралась бы, — и добавила, помолчав: — К верегу своему подойти.

Щёки вспыхнули жаром, будто к ним приложили по раскалённой головне.

— Да с чего бы… — Млада возмущённо глянула на женщину.

— Вот. В этом твоя беда. Ты всё продолжаешь отнекиваться и тепло в душе давить. А ведь я многое успела увидеть, когда вы тут появились. Люди, что с тобой пришли, судьбой даны тебе. Ближе к ним нужно держаться и не отпускать. А то смотри, поздно станет, — Ружа посмотрела серьёзно, а затем кивнула на танцующих девушек.

Те одна за другой подходили к любым им парням, а может, и к тем, кого родичи в пару им пожелали. На раскрытых ладонях они протягивали тем горшочки с ростками. А уж избранники решали, принять их или нет. Пока ни один не отказался.

Одна из девушек приостановилась в нерешительности, хотя и ей пора было отходить от костра. Мельком она посмотрела в сторону сидящих на лавке женщин, и Млада узнала в ней Цветану. На лицо Ружи легла тень, но она и не шелохнулась.

Девушка закусила губу и, больше не мешкая, подошла вдруг к Хальвдану. Верег заметно растерялся, посмотрел на соседа с одной стороны, и с другой, а затем снова воззрился на дочку волхва. Его руки будто приросли к коленям.

— Чужеземцы появляются у нас нечасто, — тихо заговорила Ружа. Особенно такие, как воевода. От него сына да и дочку родить — большая честь. Мы давно кровь среди родов мешаем. А потому свежая и столь сильная нам только в радость.

Млада пальцами смяла подол рубахи, не в силах даже пошевелиться. В груди растекалась духота, мешая дышать. Запах трав стал настолько тошнотворным, что нутро жалобно вздрогнуло. Цветана что-то тихо говорила верегу, протягивая ему росток, а тот, казалось, готов был провалиться сквозь землю. Несколько раз он посмотрел на огонь и даже утёр пот со лба, продолжая напряжённо улыбаться девушке.

— Цветана сама решила? — непойми зачем поинтересовалась Млада.

— Нет, — большуха досадливо поправила повой у щеки. — Богша приказал. Ей-то больше мальчик глянулся. Рогл. Да с вельдами негоже нам родство водить.

Заминка между воеводой и Цветаной затягивалась. Богша нетерпеливо заёрзал на месте, всё чаще обращая взгляд в их сторону. Верег поводил ладонью по штанине, качнул головой и всё же поднял руку, собираясь принять дар.

Млада вскочила с места, будто кто-то её в бок ткнул. Она обошла лавку и, проталкиваясь меж деревенских, едва не бегом поспешила прочь. Хватит с неё праздников!

Мирты расступались и недоуменно провожали взглядами. Ведана окликнула в спину. Но оборачиваться не хотелось, не хотелось больше ничего видеть и ни с кем разговаривать.

Млада углядела едва заметную в траве тропку и пошла по ней, неважно, куда. Скоро она шагнула под сень рощи; сумерки здесь казались почти непроглядными. Огромный костёр миртов до сих пор словно жёг спину. Голова кружилась,