Дважды предавшие. Бригада СС «Дружина» - Дмитрий Александрович Жуков

документ. Они сказали, что если приказ будет выполнен, то Родионов и его подчиненные только одним этим заслужат доверие советского народа. Пытаясь не показывать свое скептическое отношение к приказу, Титков и Скляренко предложили Гилю составить на имя П.К. Пономаренко совместную радиограмму о переходе его бригады на сторону партизан, о чем непременно будет доложено И.В. Сталину. Родионов согласился. Было подготовлено несколько вариантов радиограммы, пока составители не остановились на одном из них:

«Москва

Начальнику Центрального штаба партизанского движения

П.К. Пономаренко

После встречи с командованием бригады “Железняк” Титковым объявляю соединение партизанским, открываю действия Докшицы, Крулевщина, Глубокое, Лужки. Немцы, генерал Богданов и другие будут выданы. Прошу Ваших указаний.

Титков, Родионов»[803].

После составления радиограммы Титков спросил Гиль-Родионова, как писать его фамилию под сообщением. Ответ был таков: «Отныне Гиля нет, а есть Родионов». Возник также вопрос, как оперативно доставить сообщение на партизанский пункт связи, находившийся в 40 км от места переговоров, — в деревне Великое Поле. Родионов предложил посадить посыльного бригады «Железняк» на их мотоцикл. Так и поступили, о чем Титков и Скляренко позже пожалели: мотоциклист Гиль-Родионова, с которым поехал посыльный, был в эсэсовской форме, и это обстоятельство едва все не погубило. Рота охраны партизан в Великом поле приняла их за немцев и открыла огонь на поражение. Мотоцикл перевернулся в кювет, где посыльные лежали несколько часов. В результате к очередному сеансу связи они не успели, и радиограмма была отправлена в Москву только 17 августа 1943 г.

Подготовив радиограмму, Титков и Родионов перешли к обсуждению плана перехода бригады. Гиль попросил помощи у Титкова. Она сводилась к следующему:

— снять засады партизан в сторону Докшиц и Пустоселья, чтобы он мог свободно проехать к его частям и подразделениям;

— передать в его распоряжение подпольщиков бригады «Железняк» в его соединение: с их помощью он хотел усилить свои опорные подразделения;

— выделить в его распоряжение на время перехода конную группу автоматчиков и подразделение, вооруженное противотанковыми ружьями;

— прикрыть его подразделения со стороны Долгиново, Будслава, Парафьяново и в период нанесения удара на Докшицы — со стороны Крулевщины, где немцы располагают крупными силами[804].

Затем Титков и Родионов перешли к обсуждению плана Докшицко-Крулевщинской операции[805]. По словам Титкова, идея нападения на гарнизон станции Крулевщина принадлежала Родионову. По версии начальника штаба 3-го отряда бригады «Железняк» С.М. Табачникова, операцию предложил Титков, чтобы проверить родионовцев в бою. Менее сложным представляется вопрос о нападении на Глубокое. Эта задача давно ставилась перед «народными мстителями», и переход «дружинников» оказался поводом, чтобы ее решить. Партизанский план был построен на внезапном нападении на гарнизон и восстании узников местного гетто. Эти вопросы с начала августа 1943 г. прорабатывались командованием 1-й партизанской бригады им. А.В. Суворова (командир — П.А. Хомченко, комиссар — Н.Е. Усов). В частности, для организации восстания в гетто были направлены агенты Б. Цымер и М. Ледерман. Но гарнизон в Глубоком был очень сильным, и «народные мстители» не учли главного: немцы могли быстро перебросить в Глубокое крупные силы полиции и войск СС[806].

Тем не менее при обсуждении оперативных мероприятий между Родионовым и Титковым было достигнуто полное взаимопонимание. Чтобы поддерживать тесное взаимодействие, они решили обменяться офицерами связи: в бригаду «Железняк» был направлен майор Шипатовский, а к Родионову — сержант НКВД С.М. Табачников (ему поручили арестовать Богданова и белорусских коллаборационистов).

Однако на этом переговоры не завершились. Партизаны были обеспокоены тем, что среди родионовцев было немало, с точки зрения А.В. Скляренко, «неблагонадежных людей». Было принято решение направить в бригаду Родионова группу партизанских политработников из 5-го отряда во главе с А.Н. Костеневичем. В свою очередь, Титков попросил Родионова прислать в его распоряжение группу хорошо подготовленных офицеров, чтобы поставить их на командные должности в партизанских отрядах своей бригады, в которых, как можно предположить, ощущалась нехватка командирских кадров после операции «Коттбус».

Переговоры, по воспоминаниям И.Ф. Титкова, завершились так:

«Гиль-Родионов внимательно слушал меня.

— Нам нужна от вас строевая записка, чтобы мы могли радировать в Москву. Дело в том, что весь личный состав вашей бригады должен быть включен в списки партизан, а на офицеров — восстановлены личные дела. После перехода нам надо совместно с вами оформить на них аттестационный материал. За ними будут сохранены воинские звания и командирский стаж…

Мы чувствовали, что наше сообщение обрадовало Гиль-Родионова и его офицеров. Все они, в том числе и сам комбриг, повставали со своих мест и бросились к нам с объятиями. Гиль-Родионов со слезами на глазах обнял сперва меня, потом Скляренко и долго тискал нас. Я поздравил его и его помощников с возвращением под знамя Советской Родины»[807].

Насколько искренними были эти душевные излияния Родионова, сказать сложно, но Титков и Скляренко их оценили и остались вполне удовлетворенными тем, как прошли переговоры. Теперь началось самое главное — переход «Дружины».

Попрощавшись с командованием бригады «Железняк», Родионов сел в машину и выехал в деревню Бересневка вместе с В.М. Орловым и С.М. Табачниковым. Последний через много лет вспоминал: «Честно, ехать в бригаду Родионова было страшновато. Сел в его машину — разные мысли обуревали… Когда приехали, Родионов распорядился построить один из полков и зачитал заранее приготовленный приказ. Встречен он был с ликованием»[808].

Но прежде чем произошло то, о чем рассказывает С.М. Табачников, Родионов решил покончить с Богдановым и немцами. Войдя в штаб, Гиль вызвал к себе офицера СС Леткера, отвечавшего за связь с органами СД и полицией. Леткер находился в нетрезвом состоянии: накануне переговоров Родионов распорядился организовать для «немецких товарищей по борьбе с жидо-большевизмом» обильное застолье. Как только вошел Леткер, Гиль подсунул ему составленное Шипатовским письмо, где якобы вскрывалась предательская сущность Богданова, связавшегося с партизанами. Родионов указал на Табачникова, стоявшего рядом с ним, как на своего агента, оказавшего помощь в разоблачении «продажного» офицера. Леткер приказал вызвать Богданова. Когда тот зашел в штаб, Родионов стал задавать ему вопросы, выстраивая их таким образом, чтобы убедить эсэсовца в предательстве бывшего советского генерала. «“Вы получали письма от партизан? — начал разговор с ним Гиль-Родионов. — “Давно ли вы установили с ними связь. — “Да я всего лишь одно письмо получил от них, — выкручивался Богданов. — Помните, мы вместе с вами читали его и мой ответ им. Оно так и осталось у вас”. — “Вот видите, господин Леткер, все подтвердилось. Арестовать его за связь с партизанами!”»[809]

Когда Богданова взяли под стражу, были арестованы агент польского эмигрантского правительства в Лондоне полковник В.Б. Святополк-Мирский, И.М. Ячменев,