Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс

Среди крупных экономик с высокими доходами Франция, Испания и Италия демонстрируют наихудшие результаты по наличию юридических барьеров на вступление в те или иные отрасли; Испания и Италия — по барьерам для предпринимательства; Италия, Франция и Испания — по общеэкономическому регулированию товарного рынка; Испания и Франция — по законодательству о конкуренции и его исполнению; тогда как Голландия, Испания, Швеция и Германия считаются странами с наиболее развитым законодательством в защиту занятости. В целом Италия, Франция и Испания показывают наихудшие результаты по этим показателям, тогда как Британия, Америка и Канада — наилучшие, а в середине оказываются Швеция, Голландия и Германия. Из менее крупных стран с высокими доходами в середине обычно оказывается Швейцария, Ирландия набирает неплохие баллы, а Дания — еще лучше. Общая оценка вмешательства в сферу бизнеса, полученная на основе данных ОЭСР и названная в The Economist (июль 1999 года) индексом «бюрократических рогаток», немного отличается: Италия и Франция получают 2,7 балла, Бельгия —2,6, Германия — 2,1, Испания и Швеция — 1,8, Британия показывает наилучший результат (0,5), следом за ней идет Америка (1,3) и Голландия (1,4). (Канада и Австрия не были включены в рейтинг.) Все эти результаты информативны, хотя они позволяют судить, скорее, об уровне контроля и препонах в экономике в целом, чем о степени избирательного вмешательства со стороны государства и дирижизма[142].

Хотя вышеприведенные показатели описывают инструментарий корпоративистской экономики, другим ее аспектом является то, в какой мере фиксация заработной платы опирается на трехсторонний механизм, связывающий государство с профсоюзами и деловыми конфедерациями. Подобный институт все еще составляет ядро итальянского корпоративизма, наследуя как риторике Муссолини, так и послевоенной реальности. Индексы «координации профсоюзов и работодателей», выстроенные Стивеном Никеллом, показывают лишь ничтожную величину подобного согласования в США и Канаде, незначительную — в Британии (хотя Конфедерация британской промышленности все еще существует). Наиболее высокая степень координации обнаруживается в Швеции, Австрии и Германии; далее идут Франция, Италия, Бельгия и Голландия; на нижних уровнях оказываются США, Великобритания и Канада[143].

Еще один аспект корпоративизма — связанные с рисками и не для всех равные правила игры, на основе которых приходится действовать частным собственникам. Определенными маркерами в этом случае оказываются объем коррупции в государственном секторе, риск экспроприации, которому подвержены частные предприятия, а также риск аннулирования контрактов силами государства. Ранжирование стран по этим параметрам, вероятно, поможет упорядочить их по уровню корпоративизма. Конечно, корпоративизм не монополизировал все эти дурные черты, но это не может быть решающим возражением против использования их в качестве признаков корпоративизма. Однако оценки этих качеств обычно являются закрытой информацией, находящейся в чьей-то собственности. Доступны средние величины этих трех индикаторов и еще двух других (а именно правопорядка и качества бюрократии), которые, в свою очередь, используются для вычисления средних значений вместе с показателем открытости внешней торговле. Развитые экономики выстраиваются в убывающем порядке следующим образом: Швейцария, США, Канада, Германия, Исландия, Дания, Норвегия, Франция, Бельгия, Австрия, Британия, Япония, Австралия, Италия, Испания, Португалия, Ирландия, Корея и Новая Зеландия[144]. Сам по себе этот рейтинг показывает, что среди рассматриваемых нами стран достаточно корпоративистскими оказываются Испания, Италия, Британия, Бельгия и Франция.

Данные по различным уровням корпоративизма в развитых экономиках не могут быть вполне удовлетворительными, если у нас нет данных о степени этатизма в этих экономиках. Нам нужны данные, показывающие, в какой мере государство обходит капиталистические институты и рыночную конкуренцию, чтобы осуществлять свое влияние на отрасли и компании, поддерживая и наделяя особым статусом определенные виды деятельности и игроков. Для этого мы можем использовать данные по объему лоббирования и государственных контрактов. Также можно использовать данные по неформальному давлению на бизнес со стороны государства, осуществляемому, например, за счет предложения постов в правительстве или отказа в этих постах. (Во Франции руководящие кадры постоянно переходят с позиций в частном секторе в государственный и наоборот.) Мы можем использовать данные по наличию или отсутствию конституции, которая ограничивает роль государства в экономике. У одних стран нет конституций, которые посредством юридической оценки со стороны верховного суда позволяли бы ограничить правительство и не дать ему играть руководящую роль в деловом секторе, тогда как у других стран есть конституции, запрещающие правительству вмешиваться в управление деловым сектором[145]. Доступной статистикой, способной отражать предпочтение отдельных компаний в ущерб их конкурентам, представляется относительная доля дохода капитала, генерируемого в деловом секторе. (Когда определенная компания получает статус национального лидера в своей отрасли, она может поднять цены; ее конкуренты, которые видят, что конкурировать стало легче, тоже поднимают цены.) Также подсказкой может для нас стать доля капитала в национальном доходе. В 1995–1996 годы наибольшие баллы из всех крупных экономик набрали Италия и Франция с долей капитала 42 % и 41 % соответственно. Германия и Бельгия находились в середине — с 37 %. В нижней группе находились США с 34 % и Британия с Канадой с 32 %[146]. (Если брать менее крупные экономики, высший балл набрала Австрия — 41 %, Испания и Голландия находились на отметке в 40 %. Швейцария и Швеция были внизу — соответственно на 31 % и 33 % [1996–1997 годы].)