Бумеранги - Ольга Вечная

Кристину исключили из всех чатов, аккаунты известных ей игроков в «SSS» и других задействованных проектах - неактивны. Была объявлена тревога, все затаились, никто не выходит в сеть. Мы круглосуточно следим за активностью Мора. Команду «4.04» должен отдать он, причем голосом. Это если верить нашему уставу, который, учитывая наплевательское отношение к донорству, не слишком-то и уважается.

Я пытаюсь с телефона-автомата дозвониться до Антона, но его сотовый и домашний упорно не отвечают. Мобильные он игнорирует, подумал, может, норвежские номера заинтересуют брата? Ничего подобного, Антоха недосягаем. Не узнаю его.

На работе не имеют ни малейшего понятия, где их босс. Такого, честно говоря, еще не было ни разу. С помощью Малики я звонил даже Алексею, тот изрядно обрадовался, что я все еще жив, но заверил, что о моем брате сам давно ничего не слышал. Как только я сбежал, тот тут же отказался от услуг их охранного агентства.

Трофимов обескуражен сам: ему вручили Акцио, ключи от дачи и отправили в оплачиваемый отпуск. Творится что-то неладное, я начинаю беспокоиться, не случилось ли с братом беды? С ним никогда ничего не случалось. Ольгин номер не отвечает, в интернет она не выходит. Поговорю с дядей - и пулей обратно в Москву.

В моем родном городишке все по-прежнему. Фьелль создан для тихого норвежского счастья. Пройдут десятки лет, спорю, а он останется неизменным, едва ли коммуна допустит даже пару нововведений. Возможно, соседи перекрасят крышу, построят пару новых домов на окраине, будут потом об этом судачить с десяток лет. Тихая, размеренная жизнь не многим по душе, но, черт, какая же здесь природа! И дышится превосходно. И никогда никуда не нужно спешить, все необходимое - либо в шаговой доступности, либо привозится пару раз в месяц. Дом деда стоит в самом начале главной улицы, рядом с почтой и речкой. Мы добираемся до места назначения лишь на вторые сутки путешествия, немного уставшими и обескураженными происходящим. Ужасно хочется теплой еды и постоять под обжигающим душем. Стучусь в до боли знакомую дверь, которой тысячи раз хлопал в детстве, в груди от нахлынувших воспоминаний екает приятно и больно одновременно, но пока не время рыться в памяти.

Навстречу мне спешат сразу две женщины - Инга и Гуда. Они, как и дом, как и весь город - ничуть не изменились. Даже одежда, кажется, та же самая, хотя это уже моя больная фантазия.

Сиделка и домоправительница с дедом уже более тридцати лет. Муж Гуды - Джан, а теперь еще и младший внук, помогают делать физическую работу на участке. Я всех их знаю и прекрасно помню. А Гауда с Ингой помнят еще, как моя мама выходила замуж за папу - русского босяка да деревенщину, как они всю жизнь его называли за глаза, даже при мне. У моей мамы девичья фамилия - Раза, на одном из форумов к ней подошел чувак и на плохом английском заинтриговал вопросом: «Знаете, какая бы у вас была фамилия, если бы вы жили в России?»

«И какая?»

«Разовская!»

«Это еще почему?» - мама закатила глаза, но тут чувак гордо ткнул на свой бейдж с надписью «Разовский Игорь». Такой вот до нелепости смелый подкат, который почему-то сработал. Через полгода она действительно стала Разовской. Было в отце что-то особенное. Но я помню только, что он очень много работал. Буквально круглосуточно.

Женщины в первую секунду будто не узнают меня. А затем крепко обнимают.

- Костя, какое счастье! Ты бы предупредил заранее, мы бы подготовились! - причитают они на норвежском, произнося мое имя на свой манер. Да, Инга и Гуда не очень-то жаловали нашего отца-иностранца, но к нам с Антохой относились с большой нежностью.

Знакомлю их с Маликой и Кристиной, после чего мы все вместе заходим в дом. Дед нас не встречает, но это и понятно, он давно уже практически не встает с постели, его комната оборудована таким образом, что он может вести дела полулежа, будучи постоянно на связи со своим секретарем и юристами, обосновавшимися в Бергене и Осло.

Оставив Кристину в гостиной и едва умывшись с дороги, мы с Маликой торопливо поднимаемся по лестнице. Раз двадцать я с нее падал в детстве, а может, и больше.

Дед не верит своим глазам, когда видит меня. Пугается, словно призрак перед ним предстает. Я кладу руки на свою грудь, где сердце, и улыбаюсь. Подходить ближе не спешу, даю ему время привыкнуть. Инга уже поднималась сюда, должна была сообщить о неожиданном визите внука, но, кажется, он решил, что сиделка сошла с ума.

- Добрый день, - говорит Элька за моей спиной на английском. - Меня зовут Малика, я Костин друг и переводчик.

Дальше я говорю ее голосом. Извиняюсь, что прилетел вот так внезапно - у нас сюрпризы не приняты в семье, хвалю, что дед выглядит превосходно для девяноста двух лет, он отворачивается и фыркает, но вроде бы польщен.

- Вот удивил. Инга минуту назад пела на этом самом месте, где стоишь сейчас, что Константин явился, я не поверил, сказал - с кровати встану только и поколочу ее! Шутить вздумала со мной. Погоню метлой отсюда, вся улица смеяться будет! А оказывается, не обманула, - говорит дед, наконец, улыбаясь. - Как твои дела? Антон звонил недавно, рассказывал, ты снова с катушек слетаешь, надо тебе денежный поток ограничить. Неужели прилетел ругаться из-за этого с немощным стариком?

- Нет, цель другая. Я только прошу приюта для себя и своих подруг. Буквально на несколько дней. И еще… мне нужно повидать дядю.

- Зачем? - дед прищуривается, его настроение резко меняется. Не стоило вот так с порога, конечно, но лицемерить я тоже не буду. Некогда.

- Когда ты в последний раз с ним разговаривал? - спрашиваю я.

- На той неделе. С чего тебе вдруг понадобилось свидание с моим сыном? За последние семь лет ты ни разу не справился о его здоровье.

- И на то есть причины, - отвечаю я голосом Малики. Дед скачет с английского на норвежский, Элька понимает примерно половину, но безукоризненно переводит с русской дактильной речи сразу на английский.

- Мы все отвечаем за содеянное. Ты виноват не меньше, но в колонии сидит он один, - резко пресекает дед мою дерзкую попытку тягаться с ним в остроумии.

Вообще-то я не удивлен. У него это случилось около пяти лет назад. Старческое затмение, маразм, может, еще как-то стоит обозвать. Внезапно он вдруг возобновил общение с сыном и начал жалеть его, искать оправдание поступкам.

- Жизнь моя на свободе мало походит на сказку, - брыкаюсь в ответ, хотя не следует. - Прости, я не хотел. Я здесь не для того, чтобы ругаться.

- Слышал, ты вновь вляпался в «Данте», - говорит дед. - Среда меняется, мой внук - нет. Может, не в среде дело?

- Нужно выяснить, кто организатор в этот раз, - а сам вглядываюсь в его лицо. Жутко от собственных подозрений, но какой выбор? На кону - жизни.

Он молчит некоторое время.

- Нанна умерла, - переводит тему, глядя куда-то за моей спиной. Нанна - это моя мама, он вспоминает дочь, - как жаль, что она умерла.

- И мне ужасно жаль.