Золотая ложь - Барбара Фритти

– Как здорово, – горячо похвалил Райли. – Думаю, мне стоит брать уроки.

– Вы изучали боевые единоборства? – спросила Алиса.

– Немного тай-чи, немного кикбоксинг, карате, но все – недолго. Я, пожалуй, захвачу рекламную листовку на входе.

Пейдж покачала головой и поймала себя на грустной мысли. Она увидела в его глазах страстное желание овладеть чем-то новым, увлечься необыкновенным. Какая женщина способна удержать подобного мужчину? Только та, которая сама является особенной личностью, принимающей жизнь во всей ее полноте. Такая, что не боится ничего неизведанного и готова восторгаться даже боевой схваткой. Она похожа на нее? Или просто забивает голову глупостями?

– Между вами что-то есть? – тихо спросила Алиса, когда Райли отошел.

– Ну, э-э… бабушка Райли владелица дракона.

– Я не об этом. Он очень привлекательный.

– Да.

– И он тебе нравится?

– Да, – призналась Пейдж. – Хотя я не уверена, что хочу этого.

Впервые Алиса улыбнулась, и две женщины обменялись понимающими взглядами.

– Что у вас с Беном? – в свою очередь поинтересовалась Пейдж.

– Он был мне другом всю жизнь. Но после окончания школы мы почти не виделись. Я не уверена, что это мудро – снова встретиться и увлечься. Но тем не менее я здесь.

– Проклятый дракон толкает к разным неприятностям.

Алиса согласно кивнула.

– Не уверена, что мы сможем его найти. Но я хочу убедиться, что никто не считает маму причастной к его исчезновению.

– Я не думаю, что она имеет к этому отношение. – Пейдж не лгала. Жасмин может быть любовницей отца, но она не способна украсть древнюю статуэтку. Тем не менее она задала вопрос: – Я не совсем понимаю, почему отец понес дракона к твоей матери. Почему так важно для нее увидеть дракона?

– Он ей снился много раз.

– Жасмин говорила об этом. Но что означают ее сны? Не понимаю.

– Я тоже, – призналась Алиса. – Но она их видела всю жизнь. Это самый настоящий кошмар. Проснувшись после них, она дрожит, будто чего-то ужасно боится. Мы обе думали, может быть, много лет назад, в детстве, произошло что-то связанное с драконом. Или она видела его. Моя бабушка рассказала маме, будто она, будучи маленькой девочкой, увидела дракона в музее во время поездки на Тайвань. Она попробовала дотронуться до него, и тут раздался сигнал тревоги.

– Действительно? Интересно.

– Вряд ли это правда. И мне непонятно – зачем моя бабушка придумала такую историю?

– Но в таком случае где Жасмин видела дракона?

– Не представляю. – Алиса покачала головой. – Может быть, и правда во сне. Она очень эмоциональная и романтичная. Не такая, как я.

– Или я. Мой отец… Наш отец – он тоже мечтатель. Может быть, это у них общее, – добавила Пейдж. – Раньше я ревновала его к увлечению Китаем. Мне очень нравилось слушать его рассказы, когда он возвращался домой из поездок, но я и ненавидела их, потому что он был намного счастливее там, чем дома, со мной.

– Он любит все китайское, а все же не смог полюбить меня, – сказала Алиса с горькой иронией в голосе. – Но я, конечно, всего наполовину китаянка. Он сам сделал меня такой.

Пейдж не знала, что ответить на это. Боль в глазах Алисы показалась настолько глубокой и сильной, что даже глаза потемнели, и она поспешила сказать:

– Мне очень жаль.

Конечно, если ее отец не всегда был рядом с ней, Пейдж, то, по крайней мере, временами был.

– Это к тебе не относится.

– Знаю. Но я не самая любимая его дочь, – продолжала откровенничать Пейдж. – У меня была сестра. Элизабет умерла, когда ей было семь лет, а мне – шесть. Она его любимица. Отец обожал ее, как никого другого. До сих пор он ходит на могилу в каждый день рождения сестры и делает ей подарки. Кстати, в среду день рождения Элизабет. Мне кажется, он потому и очнулся, чтобы не нарушать традицию и пойти к ней. Боже, можно подумать, я ревнивая сестра, правда?

– Не знаю. Я росла единственным ребенком в семье.

– Но больше так не будет. – Пейдж не знала, когда она решила, что Алиса станет частью ее жизни. Час назад об этом не могло быть и речи, но вдруг ей стало ясно одно: у нее есть шанс сделать их отношения по-настоящему близкими. – У нас есть право изменить все, – сказала она. – Мой отец не говорил мне о тебе. Твоя мама не говорила тебе о нем. Но теперь наше с тобой дело, кем мы намерены стать друг для друга.

Казалось, Алиса опешила от ее слов.

– Наверное, – проговорила она медленно. – Насколько я понимаю, наш отец пришел в себя. Он рассказал тебе что-нибудь о своем появлении в Китайском квартале?

– Нет, он вообще ничего не помнит о прошлой неделе. Надеемся, что память вернется. До тех пор мы будем действовать вместе, чтобы защитить наших родителей. – Пейдж увидела, что Райли возвращается с рекламной листовкой в руках. – Нашел расписание занятий?

– Кое-что. Но время неудобное.

– У меня такое чувство, что ты найдешь на это время, – усмехнулась она.

– Можешь заниматься со мной вместе.

Пейдж рассмеялась.

– А ты доверял бы мне с мечом в руке?

– Только если мой меч был бы длиннее твоего.

– Слово настоящего мужчины.

Райли не успел ответить, к ним подошел Бен.

– Я готов. Пожалуйста, простите за задержку. Если вы не против, отправимся к моему дяде.

Пейдж улыбнулась Райли, который с тоской посмотрел на двух партнеров, готовых к схватке, вооруженных на этот раз длинными заостренными копьями.

– Пойдем, – сказала Пейдж, беря его за руку. – Ты можешь поиграть в воина позже. Нам есть чем заняться.

– Мой дядя, Гай Фонг, до сих пор преподает каллиграфию вечером по субботам, – объяснял Бен, когда они поднялись на второй этаж и остановились перед дверью квартиры. – Он, должно быть, уже заканчивает. Если ученики еще не ушли, придется тихонько подождать. Он терпеть не может, когда его прерывают.

Пейдж кивнула, и Бен открыл дверь. Как он и говорил, три подростка сидели за обеденным столом и старательно выводили китайские иероглифы длинными, щедро украшенными кисточками.

Они подошли поближе, посмотреть, как рисуют дети. Пейдж удивилась точности и вниманию к деталям. И конечно, сосредоточенности учеников, которым, наверное, хотелось заняться чем-то другим в субботу вечером. Дядя Бена, невысокий человек с квадратным лицом и густыми черными волосами, стоял около стола. Пронзительно-черными глазами он наблюдал за юными подопечными. Этому человеку с суровым лицом лет сорок или чуть больше, подумала Пейдж. Но не сказала бы точно. Возможно, отрешенность от сиюминутности внешнего мира всех участников действа прибавляла возраст и учителю.