Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944 - Хассо Г. Стахов

Солдаты любят давать волю довольно циничным выражениям типа: «Наслаждайся войной, мир еще более ужасный» или «Благодарность отчизны спешит за тобой во весь опор, но никак не может угнаться!» А также: «Фюрер, прикажи нам, мы ответим за последствия». Это интерпретация официальных клятвенных заверений: «Фюрер, прикажи нам, и мы последуем за тобой!» И все же пока снабжение доходит до передовой линии, пока командиры надежны и опытны, пока передовая позиция не является трамплином в ад и на ней достаточно мест, где можно укрыться, в этом случае пока нет речи и о пораженческих настроениях. Если даже генералы не имеют полного представления о том, что делается вокруг, то разве должен какой-нибудь обер-ефрейтор задумываться над всем этим, лежа в окопе с карабином «98к» при температуре минус 26 градусов? При этом следует учитывать, что вокруг вовсю метет снег, ведется минометный и воздушный обстрел.

В течение семнадцати суток 21-я пехотная дивизия теряет 1830 солдат. Половины из них она лишается в течение всего лишь четырех дней. Капитан фон Гурсель позднее напишет, что не было ничего удивительного в том, что в жестоких боях за Синявино командиры рот через каждые трое суток погибали или получали ранения. В середине марта 1943 года проносится слух об отводе 21-й пехотной дивизии с фронта для отдыха и пополнения — впервые с начала ее русского похода. Спустя пару дней основная часть дивизии готова к маршу. Но он совершается не в направлении теплых квартир и освежающих бань в тылу, а на восточный фланг «Бутылочного горла». Русские переходят в наступление, предстоят новые бои.

В истории дивизии «СС Полицай» Фридриха Хуземанна, которая, подобно 96-й пехотной дивизии, одновременно ведет бои на двух участках фронта, заслуживает внимания одна будничная фраза: «Планы противника перечеркнуты и наступление приостановлено, но полностью сдержать его продвижение не удается». Замечание касается усилий немецкой артиллерии и реактивных минометов, расположенных перед поселком № 5, печально известным рабочим поселением, находящимся на небольшой возвышенности перед Синявино. Но оно относится также и к большинству немецких оборонительных мероприятий. Как это чаще всего бывает, все происходящее в условиях тумана, темноты и чада горящих танков рассыпается, как мозаичное полотно, на призрачные отдельные акции. Один из унтер-шарфюреров (звание в войсках СС, равное унтер-офицеру. — Ю. Л.) по фамилии Гутман, командир 75-мм противотанковой пушки, находившийся в тот момент у поселка № 6, рассказывает: «Всю ночь с севера доносился шум боя, который постепенно становился все ближе. Утром над болотом прямо перед нами повисла сильная завеса дыма, сквозь которую мимо нас спешно проследовали немецкие подразделения, замыкавшие отступление. Затем я увидел первых русских, приближающихся к нам». И далее: «Тем временем появляются 12 танков Т-34, которые сближаются с нами на расстояние 600 метров. У наводчика сдают нервы, и я вынужден сам встать к прицелу… Первый танк останавливается и окутывается дымом. Остальные тотчас же меня обнаруживают и открывают огонь. Я вижу вокруг себя разрывы снарядов. Но вскоре мне удается поджечь второй танк, а затем и третий. Тем временем командир соседней 50-мм противотанковой пушки подбивает танк кумулятивным снарядом, но затем его в клочья разрывает снаряд из танковой пушки… Один Т-34 возвращается назад и подминает под себя противотанковую пушку. Подбитые танки чадят самым жутким образом».

В это время поступает приказ на отход. Но Гутман все не может решиться взорвать свое орудие. У него еще остаются боеприпасы, да и сама пушка пока стреляет превосходно, хотя и повреждена осколками. Красноармейцы приближаются к немцам, окопавшимся на окруженной огневой позиции. «Несколькими разрывными снарядами мне удается создать простор для действий, — кратко описывает Гутман этот эпизод. — Кроме того, у нас на позиции с давнего времени стоял миномет, про который все уже и забыли. Вначале мы не знали, как им пользоваться, но скоро дело пошло на лад».

В немецких штабах давно уже считают эту позицию потерянной. Немецкая артиллерия ведет огонь уже по самому поселку № 6. Гутман, крадучись, пробирается к поселку. Он видит, как группа красноармейцев утоляет голод найденными немецкими продуктами. После того как по нему открывают огонь, он пытается вернуться к своей позиции. Но там он видит свой погибший орудийный расчет и красноармейцев, рассматривающих его противотанковую пушку. Несколько русских солдат бросаются за ним в погоню. Пробежав двести метров, он натыкается на двух немцев, один из которых тяжело ранен. При попытке оказать ему помощь, Гутман попадает в плен. После короткого допроса, который вел русский офицер, его заталкивают в подпол одной из хат, откуда ему удается выскользнуть через пролом в стене и, закутавшись в найденное там тряпье, незамеченным пройти через передовую линию русских. Затем он находит свою роту и сразу же, не успев еще отдышаться от пробежки через нейтральную полосу, получает под командование взвод, с которым занимает новую позицию.

При изучении такого рода историй становится понятным, почему «яростные тевтонцы» стали в Германии символом устрашения и достижений. «Полицейская» дивизия была элитным соединением. Она состояла из представителей кадровой полиции, которых откомандировали в вермахт на период войны. С конца февраля 1942 года их включили в состав войск СС, выдав соответствующее снаряжение, форму и знаки различая. В течение двух месяцев дивизия теряет у излучины Невы в районе Ивановского и под Синявино 84 офицера и 3665 солдат.

В феврале 1942 года новоиспеченный лейтенант Г. Бидерманн возвращается из военного училища в свою 132-ю пехотную дивизию. Уроженцы Пфальца, баварцы и швабы занимают позиции на восточной оконечности Погостьевского клина под Смердынью. Дивизия доукомплектована за счет пополнения и выздоровевших солдат. Когда Бидерманн прибывает на передовую линию, то она сразу же напоминает ему по историческим описаниям пограничную полосу времен Римской империи. Из-за невозможности создания в болотистой местности песчаных отвалов и отрытия траншей передовая линия представляет собой сплошной деревоземляной забор.

Этот забор состоит из двух деревянных стенок, превышающих высоту человеческого роста. Они установлены параллельно друг другу на расстоянии полуметра, а промежуточное пространство заполнено землей. Перед ними своеобразным выступом выделяются долговременные огневые сооружения, из которых по противнику может вестись фланговый огонь. Такие заборы тянутся вдоль полосы обороны на сотни метров. Участки, где их создание не представляется возможным, перекрываются с целью закрытия обзора тростником, ветками и поваленными деревьями.

Жилые бункеры солдат заглублены в землю. Внутри над полом выложена деревянная решетка со съемными крышками. Через них при таянии снега и дожде вычерпывается болотная вода, препятствуя затоплению. Везде царит сырость, изделия из кожи разбухают. Солдаты спасаются от холода и влаги у печек, сконструированных из тонкой жести или переделанных из бочек с горючим. Внутри бункера постоянно стоит смрад, наполненный испарениями, дымом и запахом пота. Топлива вполне достаточно. Но дрова зачастую приходится доставлять, распиливать и колоть под обстрелом неприятеля.

Непролазная топь перекрывается гатью, сделанной из жердей. Они трещат и прогибаются при каждом шаге. К тыловым службам ведут лежневые дороги, над которыми вода поднимается настолько высоко, что кажется, что солдаты и автомобили плывут по ней. Когда почва подсыхает, то становится ломкой, рассыпаясь комками. Как только мороз отступает, солдатам выдаются резиновые сапоги и галоши. Обувь и военная форма покрываются серой грязью, налипающей мелкими комьями земли.