Флоренс Аравийская - Кристофер Бакли

– Думаю, уже слишком поздно что-либо предпринимать, – сказал Бавад, настороженно поглядывая на Делам-Нуара.

– Вы о сенаторе? Нет, ну в самом деле, Ваше Высочество…

– Да нет, я о Малике.

– А-а. Мне кажется, на данный момент это не самая лучшая идея. Возможно, в будущем… Послушайте, Матар ведь пережил очень сложный период. Всего несколько месяцев назад он сильно напоминал Лас-Вегас. Теперь же это… достойное религиозное государство. Развлечений там, если быть честным, маловато, но в принципе все о'кей. Сейчас важнее всего стабильность. Позже, если Малик и дальше будет вам досаждать, можете рассчитывать на мое содействие, – улыбнулся Делам-Нуар. – Я всегда ваш покорный слуга.

– Покорный? Ха! Но как быть с Флоренс?

– Она скоро перестанет быть важным фактором. В этом я уверен. В любом случае, у людей память короткая. И потом, я не думаю, что она протянет слишком долго в нынешних обстоятельствах. Они ведь держат ее отнюдь не в европейской тюрьме. Вряд ли ей по вечерам кладут на подушку мятные таблетки.

Верблюдов, на которых когда-либо ездил верхом Малик, можно было пересчитать по пальцам. Он явно предпочитал кожаные кресла итальянских «мазерати» и «феррари». Однако сейчас ситуация требовала от него сесть на верблюда.

В такие моменты обязанности имама и эмира казались ему крайне обременительными. Однако лучше уж ехать верхом на этой твари, чем держать во рту кусок ее дерьма. Какие же все-таки варвары эти васабийцы!

Одним из целого множества неприятных последствий новой дружбы между Матаром и Васабией явилось то, что Матар теперь был обязан отмечать годовщину Вероломства Рафика Неразумного. Король Таллула и его совет – да благословит их Аллах – потребовали, чтобы эмир Матара лично принял участие в церемонии, проехав верхом на Королевском Верблюде по бывшей Уинстон (ныне Абгулла) авеню под аплодисменты и радостное улюлюканье своих подданных, в то время как мукфеллины будут распределять порции священного навоза и следить за тем, чтобы он в должном порядке помещался в несчастные рты. В Матаре этот день вряд ли должен был стать красной датой в календаре, но вся процедура ясно давала понять, что Матар теперь – часть великой Васабии. Малик пытался убедить короля Таллулу и министра иностранных дел принца Бавада в том, что посасывание верблюжьего помета – не тот ритуал, который укрепит узы братства между народами Матара и Васабии. Однако Таллула и Бавад были непреклонны: Таллула хотел умиротворить и занять делом своих фанатичных мукфеллинов, а Бавад злился на непослушного Малика за его медлительность в деле шейхи Лейлы и настырной американки Флоренс.

Поэтому теперь Малик в самом дурном расположении духа сидел на животном, вызывавшем у него отвращение, и обязан был разыгрывать центральную роль в идиотском васабийском ритуале, после которого изо рта его подданных должно было – в буквальном смысле – нести дерьмрм. Хвала Аллаху.

По завершении утренней молитвы несчастного Малика водрузили на горб Шема, нынешнего Королевского Верблюда. Этот Шем был богато украшен золотыми и серебряными кистями. Малик с утра облачился в парадное одеяние верховного шарифа Матара и головной убор великого имама Букки. За поясом у него торчал на'к'алл – церемониальный кинжал, усыпанный драгоценными камнями, которым, согласно легенде, шейх Алик Макмех по прозванию Праведный кастрировал пятьсот английских крестоносцев (из уважения к новому союзнику Матара Малик решил не брать с собой в эту поездку кинжал, которым некогда были кастрированы сто пятьдесят французских рыцарей).

Как только Малика усадили в седло, Шем издал долгий, глубокий и полный страдания стон, сопровождавшийся извержением кишечных газов, который продолжался целую минуту.

Малик раздраженно зажал нос и рявкнул на Яссима, ухаживавшего за Королевским Верблюдом:

– Во имя Пророка! Чем ты накормил эту проклятую тварь?!!

– Я дал ему только аашаах ешовкийя, о Святейший! – сжался от испуга Яссим. – Самого лучшего качества!

– В следующий раз поставь ему клизму, прежде чем я сяду на него! Это крайне неприятно!

– Конечно, о Величайший! Да благословит Аллах…

– Заткнись. Давайте уже начнем.

Малика и Шема, который продолжал тяжело стонать и оставлял за собой стойкий зловонный след, вывели из ворот дворца на Абгулла-авеню, где уже были построены угрюмые толпы матарских граждан. Мукфеллины двигались следом за Королевским Верблюдом, раздавая небольшие кусочки высушенного верблюжьего кала.

– За это они меня точно полюбят, – пробурчал Малик себе под нос.

– Умммммммммоооооааааааааахххххх! – простонал Шем.

– Если он еще хоть раз пёрнет, – зашипел Малик на погибающего от страха Яссима, который вел животное, – лишишься головы.

– Но, Ваше Великолепие…

– Заткнись. Держи шаг.

Малик без особого энтузиазма помахал толпе. Толпа ответила тем же. Впереди взвод мукфеллинов избивал человека, отказавшегося принять на язык церемониальную какашку.

«Хоть бы скорей он закончился, этот день», – подумал Малик.

Все придворные эмира шагали позади него, морщась из-за обильных выхлопных газов Шема. Яссим изо всех сил старался спрятать голову под свое одеяние. Когда Малик проезжал мимо группы каких-то юношей, Шем неожиданно изверг эпический по своим масштабам клуб газа, что вызвало у молодых людей немедленный приступ хохота. Поскольку смех в этот день был запрещен, а в другие дни, согласно васабийским законам, не одобрялся, рядом мгновенно появились мукфеллины, щедро осыпая провинившихся ударами своих палок. Возгласы гнева и боли понравились Малику, поскольку наглецов надо было хорошенько проучить. Ему совсем не хотелось быть объектом насмешек. Он и без того понимал, что в этот момент являлся самым жалким эмиром на всем Ближнем Востоке. Более нелепо, чем сейчас, он не чувствовал себя никогда. Нельзя сказать, что ему очень нравились спиртные напитки, но на сей раз, когда закончится весь этот цирк, он собирался опустошить целую бутылку бренди. А может, и две.

Именно в тот момент, когда Малик мечтал о выпивке, случилось непоправимое. Позже это событие стало известно среди матарцев – а также и васабийцев – как Возмездие Рафика. На расследование причин этого происшествия потребовался не один день, однако вот как все это запомнилось самому Малику.

Он сердито смотрел в сторону избиваемой мукфеллинами молодежи, как вдруг прямо под ним раздался оглушительный взрыв, и в следующую секунду он уже летел в хмурое утреннее небо, как космонавт в просторы вселенной, удаляясь – если говорить поэтическим языком – от тяжких земных пут. Далее его полет стал больше похож на сон, поскольку он, в общем-то, потерял сознание и беззаботно перелетал от звезды к звезде, как беспечное шаловливое дитя. Но, увы, это прекрасное невесомое состояние длилось недолго, так как Малик пришел в себя, находясь примерно в тридцати метрах от поверхности земли и – увы еще раз! – стремительно к ней приближаясь под воздействием неизбежных и неумолимых законов гравитации.