Счастье момента - Анне Штерн

не добьется, хотя мог бы поклясться, что она лжет.

– Я должен немедленно найти этого Эдди и арестовать, – произнес он, вставая с кровати.

Хульда схватила его за руку и крепко сжала.

– Погодите минуту.

Она настойчиво потянула Карла обратно на кровать, и он сел, хотя понимал, что действует вразрез со своим служебным долгом. Лицо Хульды, скрытое тенью, оказалось совсем близко, и Карл почувствовал, как щеку обжигает чужое дыхание. Он закрыл глаза, наслаждаясь мгновением.

– Можно задать вам один вопрос?

– Да? – Он посмотрел на Хульду и увидел в устремленном на него взгляде тепло.

– Почему вы уверены, что Рита – ваша мать?

Он выпрямился, словно палку проглотил, и нервно пригладил рукой волосы.

– Я родился в приюте для «падших женщин», где матерям-одиночкам помогают освободиться от бремени ненужных детей. Много лет назад я узнал название приюта. «Дом милосердия». – Карл фыркнул, но прозвучало это почти как всхлип.

Хульда ничего не ответила, но через мгновение он почувствовал ее теплую руку на своем плече.

– Меня забрали от матери и поместили в детский дом. А потом… – Карл запнулся и замолчал. Рассказ подошел в тому месту, где он утаил улики. Проклятие, нужно было отдать Фабрициусу дневник, оставив себе только письмо из Дома Милосердия с роковой датой! Откуда взялся этот страх, что кто-то узнает о прошлом Карла? Почему он стыдится того, в чем не виноват?

Хульда смотрела на него, ожидая продолжения.

– А потом я наткнулся на письмо, – продолжил он, – которое доказывало, что ребенок Риты Шенбрунн родился в один день со мной, в том же приюте. Женщина, чью смерть я должен был раскрыть, оказалась моей матерью. Но я не хочу иметь с ней ничего общего, понимаете? При мысли о расследовании мне трудно дышать, я почти не сплю и все думаю о том, что эта женщина меня бросила. Вы только посмотрите на меня! Взрослый мужчина, а плачу о детских обидах. Я просто жалок.

Карл замолчал, глубоко вздохнул, а потом сказал то, в чем не хотел признаваться даже самому себе:

– Временами я рад, что ее убили. Наконец она получила по заслугам.

Он почувствовал, как Хульда коснулась его лица и осторожно повернула к себе. Карл не сопротивлялся. Он прижался лбом к ее лбу. Ее ресницы защекотали ему щеки. Потом Хульда что-то прошептала, но он не расслышал.

– Что говоришь?

– Это не она.

Карл замер.

– Не понимаю.

– Карл… – Хульда крепко сжала его лицо обеими руками и заглянула ему в глаза. – Рита Шенбрунн не может быть твоей матерью.

Она тоже перешла на «ты», но Карл едва ли обратил внимание.

– С чего ты взяла?

– Гертруда Зигель, мать одной из моих пациенток, знала Риту. Она сказала, что в юности Рита попала в приют, который ты упомянул. Дом милосердия.

– Что? – вскричал Карл, вскинув голову.

Хульда приложила палец к губам.

– Ты перебудишь весь дом! – сердито зашипела она. – Если госпожа Вундерлих нас застанет, то мне придется собирать чемоданы!

– Прости. – Карл закусил губу. – Но я не понимаю, к чему ты ведешь. В дневнике Риты было письмо, выписка из приюта. На нем стояла дата моего рождения. – От волнения он случайно проговорился про дневник, но сейчас ему было все равно.

– Пусть и так, – тихо отозвалась Хульда и открыла рот, собираясь что-то сказать, но потом, похоже, передумала. Она не стала ничего спрашивать, хотя теперь знала, что Карл солгал, когда Лило спросила его про дневник. Вместо этого схватила его руку и сжала.

– Ребенок Риты был мертворожденным.

Карлу потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.

– Ты уверена?

– Так сказала Гертруда. Она, похоже, не сомневалась в своих словах. У Риты случилось гестационное отравление, очень серьезное заболевание, особенно в те времена. Рита выжила, но ребенок умер еще в утробе. – Хульда нежно погладила Карла по руке. – Должно быть, вы просто родились в один день. Это совпадение. Рита не была твоей матерью.

Карл уставился в окно, за которым стояла темная, непроницаемая ночь. Небо было затянуто темно-серыми тучами, скрывающими свет звезд.

Совпадение.

– Ребенок Риты был мертворожденным, – повторил он.

Рита Шенбрунн не имеет к нему никакого отношения. Ее смерть – не возмездие, по крайней мере не за то, что случилось с Карлом.

«Следовало выяснить это раньше!» – подумал он, чувствуя себя последним глупцом.

С тех пор, как Карл наткнулся на письмо, этот полуистлевший листок бумаги захватил все его воображение – подобно тому, как образы из сна продолжают преследовать очнувшегося после кошмара ребенка. А ведь Карл с легкостью мог найти в старых документах имена рожениц! Но его парализовал страх перед тем, что он считал правдой. Однако теперь уверенность, мучившая его последние несколько недель, рассеялась, как туман. Осталась лишь пустота, едва ли не более болезненная, чем ложная правда.

Несмотря на это, он испытывал к Хульде глубокую благодарность. Она выяснила правду и поделилась ею, чтобы снять с Карла тяжесть подозрений.

Они долго сидели в тишине. Хульда продолжала держать Карла за руку. При виде ее прикрытых глаз в нем поднялась нежность, которую он никогда прежде не испытывал. Он лег на кровать, не отпуская Хульду, и потянул ее за собой. Она повернулась к нему, их носы почти соприкоснулись. Они лежали лицом друг к другу, подтянув колени, дышали в одном ритме, и дыхание их было подобно ветру, наполняющему паруса корабля.

Карл подался вперед и нежно поцеловал Хульду. У ее губ был привкус кофе и усталости. Вскоре она закрыла свои красивые, пусть и раскосые глаза, и уплыла вдаль. Карл ощутил сожаление: ему хотелось побыть с Хульдой подольше, слушая звуки ее голоса, может, даже коснуться ее… Но она выглядела спокойной и умиротворенной, в комнате было уютно, и Карл вдруг понял, что тоже устал.

На секунду он ощутил угрызения совести из-за того, что решил отложить арест до завтра… Но оставить Хульду и уйти в ночь казалось немыслимым.

Тело налилось теплом и приятно отяжелело, и Карл почувствовал, что находится именно там, где должен находиться. Мысль остаться была сладкой и соблазнительной. Эта ночь принадлежала только им двоим, ему и Хульде.

Карл вытащил из-под себя одеяло, укрыл их и смежил глаза.

«Соловей больше не поет», – только и успел подумать он перед тем, как сон унес его на своих крыльях.

Когда Карл проснулся, сквозь мансардное окно пробивался серый утренний свет. Хульды рядом не было. Она стояла к кровати спиной и энергичными движениями мыла в умывальнике чашки. Тихо позвякивал фарфор. Волосы Хульды были аккуратно причесаны, словно вчера не торчали у нее на голове вороньим гнездом.

– Доброе утро, – произнес Карл и сел. Его рубашка была еще более мятой, чем