Великолепие чести - Джулия Гарвуд

Начало их семейной жизни можно было бы назвать полной идиллией, если бы не Адела, которая, судя по всему, решила довести всех до безумия. Дункан изо всех сил старался держаться с сестрой ровно, но она вела себя поистине вызывающе.

И тогда Векстон совершил большую ошибку, сказав жене, что думает о поведении Аделы и о том, что порой ему хочется заткнуть той рот кляпом. Мадлен разъярилась и немедленно принялась защищать подругу. Она уговаривала мужа быть добрее и благожелательно относиться к родной сестре.

Мадлен даже заявила, что Дункан вообще не знает, что такое — сочувствовать. Но дело обстояло как раз наоборот. Векстон все это время сочувствовал, вот только не Аделе, а Джеральду. Его друг был терпелив, как Иов, и крепок, как закаленная сталь.

Адела же, казалось, прикладывала все усилия к тому, чтобы разочаровать своего поклонника. Она дразнила его, кричала, плакала. Но Джеральд твердо решил завоевать сердце своей избранницы. По этому поводу Дункан заключил про себя, что Джеральд или упрям как осел, или глуп как бык. Не исключалось, впрочем, что барон обладал обоими недостатками.

И все же Дункан невольно восторгался Джеральдом. Подобная решимость заслуживала награды, даже если награда эта превратилась в злобно визжащую кошку.

По правде говоря, Векстон предпочел бы вообще не заниматься делами сестры, но Мадлен не давала ему покоя. Она то и дело вмешивала его в семейные неурядицы, напоминая, что его обязанность — вершить в доме мир.

Мадлен напоминала мужу нарочито безразличным тоном, что можно быть одновременно и хорошим господином, и внимательным братом, а вот о его старой привычке держаться особняком, холодно и замкнуто следует забыть. Дункану необходимо сохранить уважение и дружбу братьев. Векстон не спорил с ней, поскольку со дня их свадьбы он ни разу не сумел переспорить любимую женушку.

Однако на сей раз она была совершенно права, но барон ни стал говорить об этом жене, не желая слышать что-нибудь вроде обычного: «Ну вот, я же говорила».

Векстон начал садиться вечерами за общий стол, но не только потому, что это нравилось Мадлен, а и по той причине, что его родным, да и ему самому это доставляло удовольствие. О чем только они не говорили за едой! Младший и средний Векстоны были достаточно умны, и вскоре Дункан стал внимательно прислушиваться к их дельным советам и предложениям.

Барьеры, которые барон издавна воздвиг между собой и своей семьей, постепенно рушились — ко всеобщему, надо признать, удовольствию.

Его собственный отец, как понял сейчас Дункан, относился ко всем окружающим весьма сухо и сдержанно, вероятно, чтобы не терять собственного достоинства и сохранять уважение к себе детей. Впрочем, барон решил не ломать голову над тем, почему отец поступал именно так, он лишь задумал отныне вести себя совсем иначе.

За это решение следовало благодарить его жену. Это Мадлен внушила барону, что страх и уважение не могут идти рука об руку. Вот любовь и уважение — другое дело. Смешно, что Мадлен была благодарна мужу за то, что он ввел ее в свою семью, хотя благодарить ее следовало Дункану. Это она дала ему возможность занять подобающее место в собственном доме. Она научила его, что такое быть братом Джиларду, Эдмонду и Аделе. Она создала настоящую семью.

Дункан продолжал регулярно заниматься со своими воинами, но теперь каждый день выделял по часу для обучения Мадлен верховой езде. Та все схватывала на лету, и вскоре Дункан уже позволил ей выезжать на Силене за пределы крепости. Правда, осторожности ради он следовал за нею. И разумеется, ворчал на ее постоянную привычку оставлять еду для диких зверей.

Как-то раз жена попросила Дункана объяснить, почему гора с одной стороны была совсем голой, а с другой — поросла густым лесом и кустарниками.

Дункан сказал, что деревья были специально выкорчеваны на том склоне, который был виден из замка. Часовой не мог разглядеть, что происходит за горным кряжем, поэтому на другой стороне деревья не тронули. Ведь любому, кто задумает пробраться в крепость, придется сначала подняться на самую вершину горы, откуда он будет виден часовому, и тот узнает в нем друга или врага. Если к замку будет пробираться неприятель, стрелки Дункана сразу же наметят себе цели — ведь спрятаться на голом склоне негде.

Мадлен была поражена тем, что ее мужа никогда не оставляют мысли об обороне крепости. Дункан ответил на это, что долг лорда Векстона — заботиться о безопасности своих близких, вассалов и воинов.

Мадлен задумалась. Барон знал, что его жену беспокоит их будущее. Она по-прежнему не любила вспоминать о своем брате, и все старались избегать в разговорах этой темы.

Весной Дункану пришлось уехать по неотложным делам на целый месяц, а когда он вернулся, жена рыдала от счастья. Они провели бурную ночь, ни на мгновение не сомкнув глаз, и не выбрались бы из постели и наутро, если бы не домашние обязанности.

Мадлен очень огорчалась, когда Дункан уезжал. Впрочем, и сам барон Векстон сейчас тоже с неохотой покидал замок и с нетерпением ожидал того мгновения, когда вновь сумеет обнять жену…

* * *

Украсив землю цветами и согрев ее солнечным светом, весна уступила место лету.

Продвигаться стало легче. Дункан прекрасно понимал, что вскоре не замедлит появиться гонец, извещающий его о необходимости явиться к королю. Не делясь своими опасениями с Мадлен, барон постепенно собирал войско.

В конце июня в замок вернулся барон Джеральд, решивший еще раз попытаться уговорить Аделу стать его женой. Дункан встретил его во дворе замка. У каждого из них были важные новости друг для друга. Дункан только что получил послание, скрепленное тяжелой королевской печатью. Он едва успел проглядеть его тайком от Мадлен и, занятый собственными мыслями, рассеянно поздоровался с Джеральдом.

Похоже, его гость был не в лучшем расположении духа. Кивнув Дункану, он бросил поводья стоявшему наготове Анселю и повернулся к барону.

— Я только что от Клэров, — шепотом проговорил Джеральд.

Векстон знаком подозвал Энтони.

— Нам надо о многом поговорить, и я бы хотел, чтобы Энтони слышал нашу беседу, — предложил он Джеральду.

Тот кивнул.

— Я только что сказал барону, что приехал от Клэров, — повторил гость. — Там находился и брат короля — Генри. Он много расспрашивал о тебе, Дункан.

Трое мужчин медленно побрели в зал.

— Полагаю, он хотел разузнать, как бы ты отнесся к нему, если он наденет на голову корону, — промолвил Джеральд.

— О чем он спрашивал? — поинтересовался Дункан.

— Разговор был весьма любопытным. Все делали вид, что знают нечто неизвестное мне… Кажется, я как-то странно выражаю свои мысли, не так ли?

— Нет, ты скажи мне прямо, стоит ли защищать Вильгельма? Думаешь, Генри способен бросить вызов?

— Мне кажется, нет, — задумчиво ответил Джеральд. — Знаешь, хоть тебя и не пригласили, все заданные мне там вопросы касались именно тебя.