Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства - Владислав Гончаров

К флоту эрцгерцог питал особо нежные чувства. Его частое пребывание в Брюнне сблизило его с нашим морским делом, и он был преисполнен желания поднять флот и сделать его подлинно великодержавным.

В отношении внешней политики эрцгерцог всегда придерживался идеи союза трех империй. Очевидно, он видел в трех монархах – Петербурга, Берлина и Вены, тогда столь могущественных, лучшую опору против революции, твердыню, которую могли бы воздвигнуть их объединенные усилия. Он считал, что соперничество Вены и Петербурга на Балканах является большой опасностью для дружеских отношений между Россией и нами – и именно потому в противоположность распространяемым о нем слухам он был скорее покровителем, а вовсе не противником сербов.

Он стоял за сербов уже потому, что считал, что мелочная мадьярская аграрная политика представляет собою главную причину вечных неудовольствий сербов. Во-вторых, он стоял за то, чтобы пойти навстречу сербам, потому что ощущал сербский вопрос как помеху в отношениях Вены и Петербурга, а в-третьих – потому, что и по личным причинам, и по существу дела он не был другом царя Фердинанда Болгарского, а политика последнего была направлена против сербов. Мне кажется, что если бы те, кто подослал убийц эрцгерцога, знали бы, до чего он был далек от тех взглядов, из-за которых его убили, они бы отказались от этого убийства.

У Франца-Фердинанда было очень сильно стремление сохранить независимость двуединой империи и ограничить в этом смысле все ее союзы. Он был противником еще более тесного сближения с Германией, он не хотел сближаться с ней за счет России, и идея, выраженная впоследствии в понятии «Центральных держав», была всегда чужда его желаниям и стремлениям.

Его проекты были не разработаны, не закончены и полны пробелов, но в них имелось здоровое начало. Конечно, этого совершенно недостаточно, чтобы утверждать, что их проведение удалось бы. Увы, при известных обстоятельствах одна энергия без необходимой выдержки может принести больше вреда, чем пользы.

21 апреля 1913 года разведывательное бюро переехало из старого серого дома во дворе в только что выстроенное здание военного министерства в Штубенринге. С важнейшими документами в руках мы, офицеры, переехали в тщательно оборудованный новый дом, снабженный фотографическим ателье и приемной комнатой, устроенной с соблюдением всех правил предосторожности. Бюро было совершенно изолировано и имело один официальный и один неофициальный выход.

Новое помещение дало наконец возможность предоставить приличные условия для работы нашему сильно увеличивавшемуся количественно личному составу. Чрезвычайно выросли не только моя агентурная группа, но и секторы, занимавшиеся изучением иностранных армий. Руководство предъявляло теперь совершенно иные требования в отношении получения материалов военного и военно-политического характера, касавшихся наших вероятных друзей и противников. Кроме того, занялись распространением полученных сведений и в своей армии. В 1914 году я использовал совещание офицеров разведывательной службы для обсуждения мероприятий на случай войны и извлек из этого ценные указания для будущего. В следующем году должно было состояться подобное же обсуждение мероприятий в отношении России.

В первое время дешифровка трудных шифров не удавалась, и это послужило стимулом для улучшения методов работы. Мы выпустили пособие и добились, что дешифровка сербских телеграмм больше не представляла для нас затруднений. После этого мы занялись раскрытием русского шифра, но работа эта оказалась трудной и оставалась малоуспешной до начала войны.

Благодаря ежегодным совещаниям и моим частым поездкам (в 1913 году я провел 73 дня в командировках) я добился сотрудничества моей группы с местными разведывательными органами и с германской разведывательной службой. Я очень часто встречался с майором Николаи или с его представителем, причем мы устраивались таким образом, что выбирали для наших встреч всегда какой-нибудь другой город.

Сфера влияния моей контрразведывательной группы распространялась на всю монархию и даже на «нейтральные» иностранные государства. Уже в 1912 году половина наших дел относилась к контрразведке. Это несоответствие между разведкой и контрразведкой заставило меня поставить вопрос о концентрации контрразведки в венском полицейском управлении.

18 мая 1914 года мои усилия привели наконец к созыву совещания, на котором были представлены министры внутренних дел обеих частей монархии, имперское военное министерство, местные правительства Хорватии, Славонии и Боснии-Герцеговины, венское полицейское управление и все центральные органы военной разведки. С 1 июня 1914 года почти во всех главных провинциальных городах Австрии были созданы контрразведывательные пункты для борьбы с иностранным шпионажем. Однако добиться централизации контрразведывательной службы в венском полицейском управлении на этом совещании не удалось.

Но все же и достигнутый результат означал значительное облегчение работы разведывательной группы. Необходимость планомерного материального снабжения армии в военное время заставила разведывательную службу заняться экономической разведкой. Здесь ценные услуги нам оказал руководитель торгового музея Карминский. Слабым местом разведывательной службы продолжала оставаться Россия.

Новый закон о шпионаже, разрешавший газетам печатать лишь совершенно маловажные сведения, положил конец умелому использованию этого источника, дававшего многие отправные данные. Я помню сообщение одного генерального консула Министерству иностранных дел об уходе из некоего города артиллерийской бригады. Это сообщение казалось столь неправдоподобным, что нужно было его проверить. Однако мы не смели спросить об этом генерального консула, так как его нельзя было «впутывать в шпионские дела», хотя в данном случае речь могла идти о простой прогулке в районе казарм. Нам пришлось пустить в ход наш аппарат, и через несколько недель мы с большим трудом узнали, что злополучная русская артиллерийская бригада не двинулась с места.

Ощутившийся у нас недостаток в офицерах, говоривших по-русски, с начала 1913 года был несколько смягчен возобновлением изучения языка в России двумя офицерами Генштаба.

Трудности разведки в России побудили меня организовать с 1 марта 1914 года секретную школу для особенно одаренных и предназначенных для крупных задач людей. Мелкие разведчики должны были сами приучаться к работе. Я имел в виду также организацию курсов для офицеров, предназначавшихся для разведывательных поездок, но это не было проведено в жизнь. Точно так же не хватало времени и для практической и теоретической подготовки офицеров при разведывательных центрах, предназначавшихся для разведывательной службы в штабах корпусов во время войны. В этих разведывательных центрах едва хватало опытных руководителей для занятия руководящих должностей в армии и в тылу.

Все эти приготовления ни в коем случае не означали близкой войны, а лишь желание постепенно подготовить разведывательный аппарат для войны, еще находившейся в далекой перспективе. В попытках создать кадры недостатка не было. Незадолго до начала войны я употребил все усилия для сохранения важной информационной (обрабатывающей) группы, которую предполагалось принести в жертву экономии.