Пять историй болезни - Зигмунд Фрейд

Как нам уже известно, болезнь Шребера сперва приняла форму фантазий о преследовании и сохраняла эту форму вплоть до переломного момента болезни (до момента его «примирения»). С этого момента преследование постепенно переставало казаться невыносимым, и постыдные цели, вначале скрывавшиеся за кастрацией, которой ему грозили, постепенно заменялись целью, соответствовавшей Мировому порядку. Но первым автором всех этих актов преследования был Флехсиг, и он же остается подстрекателем этих планов на протяжении всей болезни.

Об истинной природе злодеяния Флехсига, а также о его мотивах пациент говорит с характерной неопределенностью и смутностью, которые могут свидетельствовать об особо интенсивном формировании фантазий, если только правомерно судить паранойю так же, как и гораздо более распространенное умственное явление – сон. Флехсиг, по словам пациента, совершил или пытался совершить «убийство его души», т. е., по его мнению, действие, схожее с тем, что пытаются сделать демоны, чтобы овладеть душой, и для которого, возможно, послужили прототипом события, происходившие между давно умершими членами семей Шребер и Флехсиг. Было бы чрезвычайно ценно иметь больше информации о том, в чем заключается «убийство души», но в данном случае наши источники вновь ограничиваются тенденциозным молчанием: «Что до того, в чем состоит настоящая суть убийства души и какова его техника, если можно так выразиться, то я не могу добавить ничего к тому, что уже было указано. Можно еще разве что упомянуть, что… (следующий за этим параграф непригоден для публикации)». В результате этой купюры мы остаемся в неведении относительно того, что подразумевается под «убийством души». Позднее мы сошлемся на единственный намек на эту тему, который ускользнул от внимания цензоров.

Так или иначе, вскоре произошли дальнейшие изменения в фантазиях Шребера, которые сказались на его отношении к Богу, не повлияв на отношения с Флехсигом. До сих пор он считал Флехсига (или, вернее, его душу) своим единственным настоящим врагом, а в Господе Всемогущем видел своего союзника; но теперь он не мог отделаться от мысли, что сам Господь являлся сообщником, если не инициатором заговора против него. Флехсиг тем не менее оставался первым соблазнителем, под чье влияние Господь попал. Ему удалось проникнуть на небо всею своей душой или же ее частью, став «вождем лучей», не умирая и не проходя какого-либо предварительного очищения. Душа Флехсига сохранила свое значение даже после того, как пациента перевезли из лейпцигской клиники в лечебницу доктора Пирсона. Влияние нового окружения проявилось в том, что к душе Флехсига присоединилась душа главного санитара, в котором пациент узнал своего прежнего соседа по кварталу. Он представлен как «душа фон В». Душа Флехсига затем ввела систему «разделения души», которая достигла большого развития. Одно время существовало не менее сорока – шестидесяти отделений души Флехсига; два крупнейших отдела назывались «верхний Флехсиг» и «средний Флехсиг». Душа фон В. (т. е. душа главного санитара) вела себя точно так же. Порой бывало крайне забавно наблюдать, как эти две души, несмотря на их альянс, вели между собой борьбу, так как аристократическая гордыня одной наталкивалась на профессиональное тщеславие другой. Во время первых недель в клинике Зонненштайн (куда его в итоге перевели летом 1894-го) на сцене появилась душа его нового врача, доктора Вебера; и вскоре после этого в фантазиях пациента произошли изменения, известные нам уже как его «примирение».

На более поздних этапах пребывания в Зонненштайне, когда Бог стал более высоко ценить его, была совершена карательная вылазка против душ, которые до того размножились, что стали существенной помехой. В результате душа Флехсига сохранилась лишь в одной-двух формах, а душа фон В. – только в одной форме. Последняя вскоре вовсе исчезла. Разделения души Флехсига, которые постепенно теряли и свой ум, и свою власть, а после стали именоваться «задним Флехсигом» или «Партией “Увы!”». То, что душа Флехсига сохраняла свое значение до конца, становится ясно из шреберова предварительного «Открытого письма господину профессору тайного совета, доктору Флехсигу».

В этом замечательном документе Шребер выражает свое твердое убеждение, что повлиявший на него врач был подвержен тем же видениям и получал такие же сверхъестественные откровения, как и он сам. На первой же странице он уверяет, что автор «Мемуаров» ни в коей мере не желает опорочить честь доктора, и то же самое настойчиво и подчеркнуто повторяется при изложении пациентом своей точки зрения. Очевидно, что он пытается отличить «душу Флехсига» от реального человека, носящего это же имя; Флехсига его бредовых фантазий от настоящего Флехсига.

Изучение ряда случаев фантазий преследования привело меня, как и некоторых других исследователей, к выводу, что отношения между пациентом и его преследователем можно свести к простой формуле. По-видимому, человек, которому расстроенное воображение приписывает такую большую власть и влиятельность, который стоит в центре заговора, является или тем, кто играл столь же значимую роль в эмоциональной жизни пациента до начала болезни, или тем, кого можно рассматривать как замену этого человека. Интенсивность эмоций проецируется в форме внешней силы, а их характер заменяется на противоположный. Человек, к которому теперь испытывается ненависть и страх как к преследователю, был прежде любим и почитаем. Главная цель идеи преследования, созданной больным воображением пациента, – оправдание перемены в его эмоциональном отношении.

Принимая во внимание эту точку зрения, давайте теперь рассмотрим отношения, прежде существовавшие между Шребером и его врачом и преследователем, доктором Флехсигом. Мы уже слышали, что в 1884 и 1885 годах Шребер перенес первый приступ нервного расстройства, который прошел «без каких-либо явлений, граничащих со сферой сверхъестественного». Пока он находился в этом состоянии, описываемом как «ипохондрия» и которое, похоже, не вышло за пределы невроза, Флехсиг был его лечащим врачом. В это время Шребер провел шесть месяцев в Университетской клинике в Лейпциге. Мы узнаем, что после выздоровления у него были самые сердечные чувства по отношению к доктору. «Главным было то, что после довольно долгого периода восстановления, проведенного в путешествиях, я окончательно исцелился; и потому для меня тогда было невозможно испытывать к профессору Флехсигу что-либо кроме живейшей благодарности. Я всячески выражал это чувство и при личном визите, который я вскоре нанес ему, и тем, что казалось мне соответствующим денежным вознаграждением». Нельзя не отметить, что в «Мемуарах» шреберово восхищение первым лечением Флехсига не было безоговорочным; но это легко понять, если вспомнить, что с течением времени его отношение резко переменилось. Абзац, непосредственно следующий за тем, что процитирован выше, свидетельствует о первоначально теплых чувствах по отношению к врачу, который столь успешно лечил его: «Благодарность моей жены была, возможно, даже еще более сердечной, так как она боготворила Профессора Флехсига как человека, вернувшего ей мужа, и поэтому она годами держала его портрет на своем письменном столе».

Так как у нас нету возможности каким-то образом разобраться в причинах первой болезни (знание которых, несомненно, необходимо для прояснения второго и более сильного заболевания), мы должны теперь погрузиться наобум в произвольное нагромождение обстоятельств. В течение инкубационного периода болезни, как мы знаем (то есть в период между июнем 1893-го, когда он получил назначение на новый пост, и следующим октябрем, когда он вступил в должность), ему несколько раз снилось, что его старое нервное расстройство вернулось. Однажды, кроме того, когда он находился в полудреме, у него было чувство, что, должно быть, это очень приятно – быть женщиной, отдающейся при акте копуляции. Сны и фантазии излагаются Шребером в непрерывной последовательности; и, если мы также объединим их тематику, мы сможем заключить, что одновременно с воспоминанием о болезни в его уме пробуждалось воспоминание о докторе и что принятая им в фантазиях позиция женщины с самого начала была ориентирована на доктора. Или, возможно, под влиянием сна о возвращении болезни у него появилось желание вновь увидеть Флехсига. Наше неведение в отношении умственного содержания первой болезни становится здесь помехой. Может быть, после той болезни у него осталось чувство приятной зависимости от доктора, которое теперь по каким-то неизвестным причинам усилилось до степени эротического желания. Эта женственная фантазия, по-прежнему остававшаяся ненаправленной, сразу же столкнулась с негодующим отрицанием – истинно «мужским протестом», используя выражение Адлера в несколько ином смысле. Но в последовавшем тяжелом психозе, который вскоре начался, женственная фантазия смела все на своем пути; достаточно лишь легкого исправления характерной для паранойи неопределенности манеры изложения Шребера, чтобы догадаться, что пациент боялся сексуального насилия со стороны своего доктора. Возбудителем его болезни в этом случае явился прорыв гомосексуального либидо; объектом этого либидо был, возможно, сам его первый доктор, Флехсиг; и его борьба против либидных побуждений привела к внутреннему конфликту, способствовавшему развитию болезни.