Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906-1914 гг. - Гаральд Граф

Скоро меня пригласили к самому капитану 1‑го ранга Иванову. Опять пришлось выслушать объяснения, что все вышло так, да не так, что мною вполне довольны и просят инцидент считать исчерпанным. Я согласился на это, так как мне казалось, что этот случай со мною послужит уроком для капитана 1‑го ранга Иванова и в его отношении к другим.

Может быть, это так и вышло, потому что начальник отряда нашел другой выход своей энергии. Он начал по ночам устраивать различные тревоги. То спускался на лед и приказывал одному из часовых сделать выстрел. По инструкции это означало отражение злоумышленного нападения на один из кораблей отряда. Все должны были быть разбужены и вооружиться кто ружьями, а кто пожарными принадлежностями. То он переходил на какой‑либо другой заградитель и приказывал быть пожарную тревогу. Команды со всех кораблей должны были нестись с пожарными принадлежностями на тот заградитель, где была пробита тревога. Изредка делать такие проверки было полезно и необходимо, но устраивать почти каждую ночь и отрывать людей от сна было бессмысленным и потому вредным.

В конце концов слухи о невозможном положении, которое создалось на отряде заградителей, какими‑то путями дошло до адмирала Эссена. На отряде было получено сообщение, что такого‑то числа прибудет начальник Действующего флота и произведет смотр.

Как на это реагировал капитан 1‑го ранга Иванов – не было ясно. Он продолжал дни проводить в каюте и по‑прежнему выходил на палубу по ночам, предшествуемый своими фоксиками, но больше тревоги не устраивал. Что же касается капитана 2‑го ранга Степанова, то он как‑то потерял весь свой величественный вид, и похоже было, что он перед нами заискивает.

В назначенный день адмирал Эссен прибыл на отряд и начал смотр с «Амура», как флагманского корабля. При нем находились флагманский минный офицер флота, старший лейтенант Владимир Иванович Руднев[247]и флаг‑офицер.

Весьма сухо поздоровавшись с начальником отряда и командиром, он нарочито любезно здоровался с каждым офицером и приветливо с командой.

Потом он приказал пробить боевую тревогу. Это означало, что мины должны быть вытащены из погребов и поставлены на рельсы, а затем их следовало готовить к постановке. Адмирал все время находился у минных погребов и внимательно наблюдал за маневром. Когда учение было закончено, он подозвал меня и при всех похвалил за отличное состояние минной части. Затем подробно осмотрел корабль и, уезжая, перед фронтом офицеров и команды сказал, что он всех очень благодарит за службу, понимает, как нам тяжело, и постарается облегчить положение. Что под последним подразумевалось, для нас было не ясно.

Как, в общем, мало надо, чтобы офицеры и команда из недовольных и готовых чуть ли не на открытое возмущение стали довольными и готовыми продолжать нести службу и в тяжелых условиях. Для этого только надо было дать понять, что тяжесть положения понимается и работа ценится. Начальство должно уметь обласкивать подчиненных, и тогда они могут многого достичь.

После смотра настроение сильно повысилось, и мы не сомневались, что адмирал Эссен как‑то изменит положение. Недаром Руднев сказал, что он надеется в ближайшее время мне назначить помощника и, кроме того, будет назначено несколько офицеров, и тогда я буду совершенно освобожден от несения вахты. Эта перспектива была более чем приятной.

После отъезда адмирала Эссена меня официально благодарили капитан 1‑го ранга Иванов и капитан 2‑го ранга Степанов. Конечно, из солидарности к высшему начальству.

После этого прошло несколько дней без всяких перемен, как вдруг разнесся слух, что капитан 1‑го ранга Иванов уезжает в длительный отпуск по болезни. Уехал он без всякой помпы, но забрал все свои вещи, из чего мы заключили, что он не собирается вернуться обратно. Действительно, скоро был назначен новый начальник отряда – контр‑адмирал Канин (впоследствии заменивший адмирала Эссена после его смерти на посту командующего флотом), просвещенный моряк и чрезвычайно симпатичный человек. Он сразу завоевал общие симпатии.

Затем пришла и еще более для нас утешительная весть, что капитан 2‑го ранга Степанов назначается командиром перестраивающегося в заградитель старого учебного корабля «Генерал‑адмирал», переименованного в «Нарову». Это уже было явной немилостью, потому что он мог рассчитывать получить после «Амура» один из кораблей первого ранга.

В сущности, мне было жалко Степанова. Впоследствии, в революцию, его постигла ужасная смерть. Он тогда в чине флота генерал‑майора был начальником Школы юнг, где был очень не любим. Его зверски убили в Кронштадте. В своей дальнейшей службе я с ним опять столкнулся, и тогда мы были в самых лучших отношениях.

Степанов был разительным примером, как люди, обладающие самыми положительными качествами при известных свойствах характера могут оказаться невыносимыми. Он был знающим офицером, аккуратным, чрезвычайно работоспособным, полным сознанием своего долга и безукоризненно честным, но, при узости взглядов и недалекости эти положительные качества делали его почти вредным начальником.

Наш старший офицер получил назначение командиром эскадренного миноносца «Громящий»[248], чему был страшно доволен, и его заменил старший лейтенант Феншоу[249].

Новым командиром был назначен флигель‑адъютант капитан 2‑го ранга Михаил Михайлович Веселкин[250]. Это было для нас невероятным везением. Веселкин совершенно не походил на Степанова. Его знал весь флот, и он был любим государем. При жизни генерал‑адмирала великого князя Алексея Александровича он был его адъютантом и другом. Это был прекрасный моряк и веселый и общительный человек. С минным делом он был знаком по малости.

Он любил, чтобы служба исполнялась весело и охотно. Ничего нудного и скучного не переносил. С ним работа протекала незаметно и легко. Он предоставлял своим офицерам полную самостоятельность, но требовал, чтобы все было на высоте. Мы вздохнули полной грудью; в кают‑компании воцарилось отличное настроение. Теперь уже нам не только не хотелось уйти с «Амура», а наоборот, если бы нас стали убирать, мы бы просили остаться.