Восход Ганимеда - Андрей Ливадный

— Они… Они… — Оператор привстал, с ужасом выглядывая поверх пульта. Протянув руку в отчаянном жесте, он указал в сторону полураспахнутых ворот ангара, которые как раз в этот момент дрогнули, выпучиваясь наружу под напором идущей изнутри силы… Еще секунда, и массивные створы, которые почему-то остановились на половине своего хода, сорвало с направляющих, и они тяжко рухнули, плашмя ударив по бетонному покрытию…

Изнутри ангара прорвалось пламя, и оттуда, словно голова мистической твари, показался объятый отсветами бушующего сзади неистового огня белоснежный нос «Бурана».

Ровно секунду он медленно полз, преодолевая порог выдавленных наружу ворот, а затем совершенно внезапно сорвался с места, неуклюже подпрыгнув на объятых пламенем литых резиновых колесах многоосных шасси и, все ускоряясь, понесся по летному полю, пересекая разметки рулежных дорожек, паркингов и сортировочных площадок для прибывающих грузов…

— Ложись!!! — дико заорал Наумов, увлекая в падении на пол ополоумевшего от страха оператора.

Объятый пламенем «Буран» стремительно несся по полю, прямо к его краю, где располагалась сплошная стена автоматических грузовых терминалов, над которыми торчали длинные решетчатые стрелы разгрузочных кранов…

Лада рухнула на колени, одной рукой увлекая за собой Семена, а другой машинально зажав рот, чтобы не закричать. Она слишком хорошо поняла, что произойдет в следующую секунду.

Орбитальным многоразовым челноком управлял отнюдь не пилот. Иначе этот человек не стал бы запускать двигатели реактивной тяги в замкнутом помещении ангара, где часть не успевшего сгореть топлива из сопел выплеснулась на обшивку и подожгла ее… Ни один нормальный пилот не сделал бы такого…

Многотонная машина, больше похожая в данный момент на детскую петарду, запущенную из шалости каким-то ребенком, пронеслась по бетонному полю, перечеркнув его поперек страшным, дымящимся следом обугленного покрытия, на котором продолжали гореть, словно разметочные огни, куски оторванной обшивки и фрагменты расплавившихся опорных колес шасси.

В следующий миг тупой, обтекаемый нос «Бурана» врезался в сплошную стену двухэтажных грузовых терминалов и начал сминаться, будто был сделан из тонкой белой фольги…

Взрыв, полыхнувший мгновение спустя, заставил тяжело содрогнуться землю и здания… Лада видела, как по всей протяженности бетонного поля взрывная волна выбивала стекла в прожекторах, заставляя те вспыхивать снопами искр и тут же гаснуть, погружая в сумрак огромное пространство космодрома…

Затем упругая отдача взрыва накрыла офисные здания. Семену на миг показалось, что пол, на котором он лежал, вырвался из-под него, норовя встать дыбом, он ощутил резкую боль в ушах и почувствовал, что его приподнимает вверх. Широко раскрыв глаза, он машинально вцепился в стойку привинченного к полу кресла, с ужасом наблюдая, как брызнуло серебристой метелью осколков огромное панорамное окно той комнаты, откуда они наблюдали за происходящим…

Грохот адской волной прокатился по растерзанному полю, попутно выбивая все уцелевшие стекла, и ушел вдаль басовитыми, рокочущими раскатами, будто отголосок далекой грозы…

На Ганимеде еще ни разу не было гроз…

Разломившийся пополам остов «Бурана» ослепительно полыхал, поджигая окрестные терминалы, на складах которых было полно пищи для разбушевавшегося огня… Этот чудовищный факел, ставший погребальным костром для объятых паникой, пытавшихся спастись людей, освещал окрестности на несколько километров, и в его неверном, мятущемся свете были хорошо видны разбросанные тут и там, лежащие ничком, будто оброненные ребенком тряпичные куклы, маленькие фигурки тех, кто так и не добежал до спасительных укрытий…

* * *

Говорят, что экстремальные обстоятельства не только будят в людях не свойственные обычной жизни силы. Внезапно нагрянувшая беда вскрывает души участников событий, будто нож консервную банку, ясно показывая хранящееся в ней содержимое, какое обычно бывает закрыто оболочкой условностей, манер поведения — тем, что мы привыкли подразумевать под словом «имидж»…

Ожесточенные, испуганные и обескураженные люди мгновенно показывают — кто есть кто.

— Я же говорил им… говорил… — Извиваясь, как пораненный червяк, оператор, назвавшийся Виктором, старательно пытался отползти в сторону, подальше от выбитых взрывной волной окон, за которыми простиралось страшное сумеречное пространство взлетных полей.

Семен встал с пола, обеими руками держась за голову. Она гудела, словно колокол, по которому со всего размаха ударили кувалдой. Из порезов на его лице сочилась кровь.

Окинув взглядом помещение, в котором оказались перевернуты кверху дном все не закрепленные у пола предметы, он с видимым усилием отнял руки от кровоточащих ушей и склонился над Ладой, которая, как ему показалось, потеряла сознание.

Наумов встал достаточно резко, и крошево битого стекла посыпалось с него, вторя треску разбушевавшегося на улице пожара тонким, жалобным перезвоном.

Оглядевшись по сторонам, он увидел, что на части терминалов продолжают искриться контрольные огни, и, не тратя времени на слова и уговоры, резко поднял за шиворот потерявшего всякое соображение оператора.

— Связь, живо! — приказал он. — И прекрати ныть! Как ни странно, но его резкость подействовала на

Виктора самым благотворным образом. Он энергично закивал, вцепившись дрожащими пальцами в скошенный угол компьютерной консоли. Затем, не издав ни звука, он переместил продолжавшие дрожать пальцы на сенсорную клавиатуру.

Очевидно, взрывная волна смела с крыши здания все тарелки спутниковой связи, но спустя некоторое время операционная система компьютера нашла резерв, оповестив оператора веселым помаргиванием светодиодов над табличкой «подключение резервных линий».

В недрах терминала что-то защелкало, и венчавший его экран внезапно осветился.

— База, говорит космопорт «Северный», — заученной скороговоркой забубнил Виктор, бросив на Наумова торжествующий и уже вполне осмысленный взгляд.

Несколько мгновений в эфире продолжала царить разрываемая треском помех тишина, потом искажения исчезли, и одновременно с прорвавшимся издалека голосом на экране видеоканала появилось бледное, вытянутое лицо сорокалетнего служащего из администрации колонии.

— С кем я говорю? — осведомился Наумов, цепко обхватив пальцами стойку микрофона, выступающего из скошенной приборной панели.

— Wer bist du?! — Человек на том конце связи потрясенно уставился на попавший в фокус передающей видеокамеры фрагмент скафандра Наумова с нашивкой Военно-космических сил России, болтающийся на плече штурмовой автомат, а затем его блуждающий взгляд переместился на лицо полковника.

— Он спрашивает, кто вы такой, — раздался за спиной Наумова голос Семена. — По-моему, здесь должен быть встроенный автопереводчик, верно? — обратился он к Виктору.

Тот энергично кивнул, поспешив исправить свою оплошность, и в тишину операторской внезапно ворвался ровный, оцифрованный голос, записанный в память машины: