📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаСергей Бондарчук. Его война и мир - Ольга Палатникова

Сергей Бондарчук. Его война и мир - Ольга Палатникова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 108
Перейти на страницу:

– Темп не тот.

Слава скажет иначе, опять замечание:

– Нет, ты поищи ритм внутреннего состояния. А сидишь хорошо – спина убедительная. Начали!

Снимают.

– Стоп! Слава! Ты зачем нагнулся? И голову повернул? Где твоя осанка?

В общем, мучил его, потому что знал: Тихонов артист хороший, только обязательно нужно от него добиться дворянской манеры. 29 дублей потратил, но достиг, чего хотел.

По-особому внимателен Сергей Фёдорович был к костюмам, даже придирчив. Первое, что проверял перед началом съёмки, – костюмы и снаряжение. Хотел показать подлинную русскую армию того времени, подлинных людей. Правда, на Аустерлицком сражении с костюмом моим однажды случился конфуз. С костюмом-то – конфуз, со мной – беда. Съёмка в разгаре, командую я своей батареей: «Огонь! Огонь!» – перебегаю от одного орудия к другому. Бегал, бегал, вдруг чувствую – у лафета что-то хрустнуло под ногой. Это что такое, – думаю про себя, – зачем тут ветки набросали? Камера работает, я кричу, бегаю, а нога как свинцом наливается. Разболелась нога. Остановили съёмку. Сергей Фёдорович со своего командного пункта прибежал. Посмотрели: кость треснула. Оказывается, зацепился я за тот лафет и сломал ногу. Сниматься нет сил – очень уж больно. Военные на своей машине отвезли меня в больницу. Они тем временем сняли какие-то эпизоды и ждут меня. Не дождались. Бондарчук сам приехал – и к врачу:

– Что у Трофимова с ногой?

Молодой, крепкий парень, травматолог провинциальной больнички, смотрит на него во все глаза, но не смущается:

– Да ничего. Жить будет.

– А сниматься он может?

– Если только на носилках.

Сергей Бондарчук. Его война и мир

Николай Трофимов в роли капитана Тушина

Сергей Фёдорович – верен себе: уважительно, искренне:

– Приятно, доктор, что вы так остроумны, а мне хоть плачь! У меня – тысячи людей, все в исторических костюмах, пушки запалены, заряды в землю заложены, и теперь придётся съёмку отменять…

– Мы ногу в гипс положим, прикройте костюмом и снимайте.

Ну, последовали совету – в гипсе, с костылями привезли меня на площадку. Первое появление Тушина Бондарчук с оператором хотели сделать так: сначала показать, как сушатся его сапоги, а он в носках у костра стоит. Камера идёт панорамой снизу вверх – с ног до лица, и в этот момент мой первый текст: «Солдаты говорят: разумшись ловчее». Такое вот было придумано знакомство с Тушиным. Нашли для меня подпорку, ещё на костыль опёрся, но снимать можно – кадр построен так, что ничего лишнего не видно. Бондарчук уже хотел дать команду к съёмке, оглядывает меня:

– Стоп! Да у нашего Тушина одна нога вдвое толще другой! Да вы что, спятили?!

А времени в обрез – ночь надвигается. Полчаса суетились, шумели. Вдруг костюмерша говорит:

– Здоровую ногу замотаем чем-нибудь потолще, и брюки найду размером побольше.

Бондарчук посветлел:

– Умница-разумница, – сказал ласково, – придумала.

Так я и сыграл сценку не в своих, утверждённых Бондарчуком, исторических капитанских штанах, но вроде бы всё вышло хорошо.

Капитана Тушина я любою за трагикомичность. В этом образе героическое вырастает из смешного. Но, с другой стороны, ведь все большие учёные – физики, например – тоже чудаковатые. Наверное, это оттого, что они очень погружаются в науку, в свои мысли, потому окружающим представляются немножко не от мира сего. Вот таков и Тушин: он настолько влюблён в свою службу, в свои обязанности перед людьми, перед Родиной, что в каких-то простых, не боевых обстоятельствах выглядит смешным. Но такие сравнения мне самому в голову пришли. Сергей Фёдорович размышлял иначе. В Тушине он хотел показать настоящего ратника, верного служаку царю и Отечеству, труженика войны. Хотел показать, что вот именно такие простые люди – герои, говорил, что о не выпячивающемся героизме тушиных и нужно делать фильм. Образу Тушина он придавал большое значение, цитировал размышления Пьера Безухова о «скрытой теплоте русского патриотизма» и снимал меня очень основательно, требовательно, хорошо снимал.

Нельзя сказать, чтобы с ним было просто общаться. Рядом с большими, знаменитыми на весь мир людьми всегда испытываешь некоторую неловкость. А он – такая крупная личность! – никогда не тщеславился на твоих глазах, и к тому же был человеком с замечательным юмором. Правда, чувство юмора, ирония у него были своеобразные. Услышит что-то смешное, или скажет, но сам не смеётся, только в глазах искорка вспыхнет. Любил подшутить над артистами. Когда мы вместе снимались в фильме «Гроза над Русью» (по роману А. К. Толстого «Князь Серебряный») он, бывало, подсмеивался над Олегом Борисовым, который играл Ивана Грозного. Вот Борисов по кадру проскакал и горделиво спрашивает:

– Как получилось-то? Как я смотрелся?

Бондарчук в ответ:

– Конь-то как хорош! Красавец-конь.

Олег ждёт комплимента в свой адрес, мол, какой он лихой наездник. А Бондарчук коня нахваливает, и весь эффект пропал. Конечно, он старался не обижать коллег, но подковырку – всегда умную, тонкую – праздновал.

Случались у нас беседы о нашем времени, о политике. Сергей Фёдорович вовсе не во всём соглашался с тем, что происходило в Советском Союзе. Горячо не возмущался, но критиковал. И вместе с тем интересовался моими взглядами. У меня с ним сходились мысли, я тоже сердился на какие-то явления нашей общественной жизни. Но разговор был обтекаемый.

– А вы всем довольны? – спросил он однажды.

Я откровенничать остерёгся, ответил кратко:

– Всё нормально.

– А что бы вам хотелось?

– Да у меня всё есть. Вот дачный участок дали, снимаюсь у вас, в театре – интересные роли. Много ли мне нужно? Чтоб работа захватывала, и чтоб дома жена ждала. А у меня и работа хорошая, и хорошая жена.

– Что ж, когда всё хорошо – и переживать не о чем…

Такое было время: далеко не обо всём можно было говорить начистоту и не всех обсуждать вслух. Он это прекрасно понимал и не вытягивал из меня острые высказывания на политические темы. Очень порядочный Сергей Фёдорович был человек. Но я свидетельствую: болела его душа о нашей жизни, о нашей стране.

Вторая наша картина – «Степь» – почему-то прошла куда менее замеченной, чем «Война и мир». Считается, «Война и мир» – фильм грандиозный; про «Степь» я хвалебных статей не читал. А фильм очень правдивый: народ показан, доля крестьянская показана с любовью и болью. Может быть, в таком показе что-то не нравилось начальству, возникали аналогии с современностью – ведь русское крестьянство при любых властях живёт в трудах и тяготах. Может, начальство уповало, что Бондарчук вскроет недостатки старой жизни, как бы в противопоставление новой. Тогда на старый режим критику наводили, а положительные персонажи надеялись на лучшее будущее. А будущее – это, дескать, наша социалистическая действительность. Только Чехов-то, какое имеет отношение к этой действительности? Не интересовала она Бондарчука. Он запечатлевал душу простого народа. Однако эту картину Бондарчука почему-то показали вторым экраном, то есть, замолчали. Очень обидно и несправедливо. Это тоже большое полотно о нашей Руси-матушке – «Степь».

1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 108
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?