«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма - Винсент Ван Гог

Природа была такой волнующей, необычной, мрачной и суровой, как на самых прекрасных картинах Милле, Израэльса или де Гру, какие только можно себе представить. Над пейзажем простиралось невзрачное серое небо со светлой полоской над горизонтом. Несмотря на проливной дождь, я выполнил там этюд на промасленном листе торшона.

Немало всего произойдет, прежде чем я по-настоящему научусь делать подобные вещи, но именно они больше всего привлекают меня в природе.

Как же красиво снаружи до, во время и после дождя, когда все становится мокрым. Пожалуй, не стоит пропускать ни одной грозы. Этим утром я уже развесил написанные этюды в мастерской, мне бы хотелось однажды обсудить их с тобой.

Кстати, как я и предполагал, делая расчеты в процессе работы, пришлось многое докупить, и из-за этого деньги почти закончились. Я писал 2 недели напролет, с раннего утра до позднего вечера, и если бы продолжил в том же духе, расходы были бы слишком высокими, учитывая, что сейчас у меня ничего не продается.

Возможно, увидев работы, ты скажешь, чтобы я занимался этим не только время от времени, когда у меня возникает непреодолимое желание, но регулярно, и сделал это своей главной задачей, даже если придется пойти на дополнительные расходы.

И хотя живопись приносит мне неописуемое удовольствие, я, чтобы избежать больших расходов, вероятно, не буду пока заниматься ею так часто, как того требуют мое честолюбие и мои желания, и полагаю, что ничего не потеряю, если продолжу уделять много времени рисованию, делая это с неменьшей охотой. Однако меня терзают сомнения: мне понравилось писать, может, следует направить все свои усилия туда и работать в основном кистью? Не пойму, как лучше.

Как бы то ни было, уверен, что я должен уделить больше внимания рисованию углем, чем раньше. В любом случае мне есть чем заняться и я могу продвигаться вперед, и даже если придется ограничивать себя в живописи, я продолжу трудиться с тем же усердием. Если сейчас, за такое короткое время, я сумел сделать столько этюдов, это еще и потому, что я непрерывно работал над ними, трудился буквально дни напролет, почти не тратя времени даже на еду или питье.

В нескольких этюдах присутствуют маленькие фигурки – я работал и над большой и уже дважды полностью стирал ее, что ты, вероятно, посчитал бы опрометчивым, если бы увидел получившийся эффект, но это не оплошность с моей стороны: причина в том, что я чувствую себя способным сделать еще лучше, если постараюсь. Я всерьез намерен добиться наилучшего результата, и не важно, сколько времени и труда на это уйдет. Пейзажу в том виде, в каком я его сейчас ухватил, непременно требуется фигура: это этюды ради фона, который следует досконально проработать, потому что от него зависит оттенок фигуры и общий эффект.

В живописи меня привлекает то, что, затратив на картину столько же усилий, сколько на рисунок, ты возвращаешься домой с чем-то гораздо более выразительным и более приятным глазу. И при этом с чем-то более достоверным.

Одним словом, это более благодарное занятие, чем рисование. Однако непременным условием является умение строить пропорции и располагать на рисунке предметы.

Ошибешься в этом, и ничего не получится.

Я с нетерпением жду осени: к этому времени нужно непременно запастись красками и некоторыми прочими вещами. В особенности мне по душе тот эффект с желтыми листьями, на фоне которых очень красиво выделяются как зеленые стволы буков, так и фигуры.

На днях я читал в отрывках довольно грустную книгу – «Письма и дневник Герарда Бильдерса». Он умер в том возрасте, в котором я едва приступил к рисованию; читая о нем, я не жалел, что начал так поздно. Он действительно был несчастлив, и часто его недооценивали, но одновременно я отчетливо увидел, что он был чрезвычайно слабым человеком и в его характере было нечто болезненное. Его жизнь напоминает мне историю о слишком рано проросшем, неспособном противостоять морозу саженце, который увял, когда суровой ночью холод пробрал его до самых корней. Поначалу дела Бильдерса идут хорошо: он работает почти в тепличных условиях, стремительно развивается, но, попав в Амстердам, остается почти в полном одиночестве и, несмотря на свои способности, не может с этим справиться и наконец возвращается домой к отцу, совершенно подавленный, неудовлетворенный, потерявший интерес ко всему; там он еще немного пишет и в итоге умирает на двадцать восьмом году жизни от чахотки или иного недуга.

Мне не нравится в нем то, что, занимаясь живописью, он жалуется на невыносимую скуку и лень, словно это нечто непреодолимое для него, при этом он остается в том же самом, слишком тесном для него, кругу друзей, предается тем же развлечениям и ведет тот же образ жизни, который ему до смерти надоел. Иными словами, он мне симпатичен, но я с бóльшим удовольствием почитал бы о жизни папаши Милле, Т. Руссо или Добиньи. Читая книгу Сансье о Милле, ты наполняешься бодростью духа, а от книги Бильдерса чувствуешь себя паршиво.

В письмах Милле всегда есть перечень трудностей, но он сопровождается словами: «J’ai tout de même fait ceci of cela»[123], и дальше следует описание чего-то другого, что он непременно собирается сделать и сделает. А у Бильдерса я слишком часто встречаю: «На этой неделе я пребывал в унынии и занимался мазней; ходил на такой-то или такой-то концерт или комедию, откуда вернулся в еще более отвратительном настроении, чем раньше».

У Милле меня поражает простота его слов: «Il faut tout de même que je fasse çeci ou ça»[124]. Бильдерс очень остроумен и забавно причитает о Manillas pointus[125], которых ему хочется и которые он не может себе позволить, о счетах от портного, которые он не видит возможности оплатить, он с таким юмором описывает свои переживания по поводу денежных вопросов, что ни он сам, ни читатель не могут удержаться от смеха.

Но с каким бы юмором ни описывалось все это, оно все равно приводит меня в уныние, и я испытываю больше уважения к бытовым трудностям Милле, который говорит: «Il faut tout de même de la soupe pour les enfants»[126], не упоминая Manilla’s pointus или развлечения.

Я хочу сказать следующее: в своих взглядах на жизнь Г. Бильдерс был романтиком и не смог справиться с утратой иллюзий, а я считаю определенным преимуществом то, что начал лишь тогда, когда все мои романтические иллюзии остались в прошлом. Теперь я должен наверстывать упущенное и усердно работать, а работа остается единственной потребностью и одним из немногих удовольствий, когда время иллюзий осталось позади. И благодаря этому ты испытываешь полное умиротворение и покой.

Жаль, что даже если я буду что-нибудь посылать тебе время от времени, скорее всего, пройдет целый год, прежде чем ты увидишь сразу все мои работы и мы сможем обсудить, что и как следует делать. Уверяю тебя: то, что я нарисовал сейчас, принесет свою пользу. Возможно, у меня получится то, что не вышло в январе.

Главное, не думай, что я безразлично отношусь к возможности заработать: я намереваюсь пойти по кратчайшему пути в этом направлении.

При этом речь идет о настоящих и постоянных заработках, на которые я смогу в будущем рассчитывать только при условии, что мои вещи станут чем-то стоящим благодаря серьезному изучению природы, но не в том случае, если буду работать только ради продаж: впоследствии это вызовет горькие сожаления.

Если ты увидишь, что эти картины имеют больше всего шансов на успех, то я, разумеется, не откажусь написать еще. Однако если ты посчитаешь, что пройдет немало времени, прежде чем они начнут пользоваться спросом, я буду первым, кто скажет, что мы должны оставаться очень бережливыми, ведь благодаря рисованию можно избежать больших расходов и медленно, но верно развивать свое мастерство. Я вижу некие изменения в этих полотнах и пишу о них потому, что ты можешь лучше меня определить, как это повлияет на возможные продажи. В любом случае мне кажется, что масляные этюды смотрятся лучше, чем нарисованные мной. Сам я придаю меньше значения тому, что приятнее на вид и создает