Азенкур - Бернард Корнуэлл

Все мосты были уничтожены, каждый брод через Сомму перегораживали заостренные колья, на дальнем берегу стояла охрана. Французы тенью следовали за англичанами — не та огромная армия, что собиралась у Руана, а меньший отряд, вполне способный отбить попытку англичан переправиться через загороженный брод. Конные латники и арбалетчики каждый день маячили на северном берегу Соммы, продвигаясь вровень с англичанами, идущими по южному. Сэр Джон с отрядом латников то и дело пускался в бешеный галоп, надеясь опередить французов у очередного брода, но каждый раз враг уже ждал на месте — французы успели выставить гарнизоны у каждой переправы.

Еды не хватало. Мелкие, не защищенные стенами города под угрозой нападения выставляли англичанам корзины с хлебом, сыром и копченой рыбой, однако армия, идущая дальше в глубь Франции, становилась все голоднее.

— Нельзя, что ли, вернуться в Гарфлёр? — ворчал Томас Эвелголд.

— Тогда получится, что мы бежим от французов, — ответил Хук.

— Уж лучше сбежать, чем сдохнуть…

Враги показывались и на южном берегу реки, по которому шли англичане. Мелкие, в шесть-семь человек, отряды французских латников следили за проходящей колонной с южных холмов и с приближением англичан исчезали. Время от времени кто-то из французов поднимал копье в знак готовности сразиться в поединке. Если англичанин принимал вызов, враги пускали коней галопом, железные наконечники копий лязгали по доспехам противника, и один из участников поединка вылетал из седла. Однажды двое пронзили друг друга, и оба умерли, насаженные каждый на вражеское копье. Временами французские отряды в сорок — пятьдесят латников нападали на слабый участок колонны и, убив нескольких англичан, галопом пускались прочь.

Французы, опередившие колонну, тоже не дремали: чтобы урожай не доставался англичанам, зерно из амбаров и хранилищ переправляли в Амьен — город, который английское войско миновало в день, назначенный для прибытия в Кале. Сумки и мешки, в которых англичане везли продовольствие, теперь пустовали. Проезжая мимо вознесенного над городом белокаменного амьенского собора, промокший под моросящим дождем Хук думал о запасах еды за городскими стенами. Его, как и всех в английском войске, мучил голод.

На следующий день разбили лагерь у крепости на меловом утесе. Латники сэра Джона схватили двух вражеских рыцарей, подобравшихся слишком близко к авангарду. Пленники хвастливо расписывали, как французская армия расправится с жалким войском Генриха, и без опаски повторяли похвальбы перед самим Генрихом. После этого сэр Джон передал лучникам королевский приказ.

— Завтра утром каждому вырезать кол длиной с лучное цевье. Кто сможет — длиннее! Толщиной в руку. И заострить с обоих концов.

Капли дождя шипели, попадая в костер. На ужин лучникам Хука достался заяц, убитый из лука Томом Скарлетом и зажаренный в костре Мелисандой, и лепешки из толченого овса и желудей, которые Мелисанда испекла на камнях, ограждавших огонь. Голод от этого не стих, горсть орехов на всех и пара твердых зеленых яблок тоже не прибавили сытости. Вместо давно закончившихся пива и вина пили родниковую воду. Мелисанда, закутанная в огромную кольчугу Хука, теперь сидела прижавшись к мужу.

— Колья? — осторожно переспросил Томас Эвелголд.

— Французы, чтоб им гнить в аду, придумали, чем вас победить. — Сэр Джон подошел к самому большому костру. — Победить вас, лучников! Они вас боятся! Слышите меня?

Лучники молча смотрели на командующего. Дождевые капли стекали по полям его кожаной шляпы и по складкам толстого кожаного плаща, в руках он держал укороченное копье, каким латники сражаются в пешем бою.

— Мы слушаем, сэр Джон! — отозвался за всех Эвелголд.

— Из Руана пришло предписание! — объявил сэр Джон. — Маршал Франции придумал план! По нему полагается сначала перебить вас, лучников, а потом прикончить остальных.

— А знатных взять в плен, — тихо, чтоб не услышал сэр Джон, добавил Эвелголд.

— Французы собирают рыцарей. Кони будут в боевой защите, всадники — в лучших доспехах, — продолжал командующий. — В миланской броне! Уж вы-то о ней знаете.

Хук слыхал, что броня из какой-то местности под названием Милан считается лучшей в мире, ее не пробивает даже узкий тяжелый наконечник стрелы. Правда, такую броню мало кто мог себе позволить из-за дороговизны. Говорили, что полные миланские доспехи стоят около сотни фунтов — больше, чем десятилетнее жалованье лучника, и недосягаемая роскошь для большинства латников, которые и сорок фунтов в год считали богатством.

— На закованных в доспехи конях и в миланской броне они нападут на вас, лучников! С копьями и булавами! — не умолкал сэр Джон. Лучники слушали внимательно, пытаясь представить себе, как огромные кони в железных наглавниках и боевых попонах, поднимаясь на дыбы, сминают охваченный паникой строй. — Из тысячи всадников дай вам Бог уложить сотню! Остальные вырежут вас до единого. Одна надежда — заостренный кол!

Сэр Джон поднял укороченное копье и показал лучникам. Уперев задний конец копья в покрытую палой листвой землю, он наклонил древко, так что обитый железом наконечник пришелся на высоту груди.

— Надо уставить древко в землю, — объяснил командующий. — Когда коня проткнет острием, всаднику в миланских доспехах некуда будет деваться. Поэтому завтра утром всем срезать колья. По одному на каждого. И заострить с обеих сторон.

— Завтра, сэр Джон? — недоверчиво переспросил Эвелголд. — Враги так близко?

— Они могут поджидать где угодно. Поэтому начиная с завтрашнего утра в дневных переходах не снимать кольчуги, ехать в шлемах, держать тетиву сухой и иметь наготове колья.

На следующее утро Ник срезал дубовый сук и алебардой заострил с обеих сторон.

— Когда отплывали из Англии, нам только и твердили, что лучшего войска, чем наше, никто не видывал, — проворчал Уилл из Дейла. — А теперь что? Сырая тетива, лепешки из желудей да колья, будь они неладны!

Длинный дубовый кол только мешал ехать верхом, кони устали, вымокли и измучились от голода, дождь налетал сзади порывами, превращался в ливень, вспенивал поверхность реки. Дальний берег стерегли французы. Упорно и неотступно.

По приказу короля авангард повернул от реки на длинный мокрый склон, наверху которого открылось ровное плато.

— Куда мы теперь? — спросил Хук, когда река скрылась из виду.

— Бог знает, — ответил отец Кристофер.

— А вам Он этого не говорит?

— А твой святой?

— Ни слова.

— Значит, лишь Бог и знает. Только Он.

На глиняном плато дорога вскоре превратилась в грязное месиво, без конца поливаемое дождем. Похолодало. Деревьев на плато оказалось мало, жечь костры было не из чего. Той ночью лучники из какого-то отряда пустили в костер заостренные колья, чтобы согреться. Наутро их наказали плетьми на виду у всего войска, винтенару отрезали уши.