Полуночная ведьма - Марго Арнелл

О том, что это не явь, Клио догадалась сразу. Просто потому что… видела.

Она блуждала по Неметону, каким он был когда-то. Нетронутым, девственно чистым, свободным от людей: что лесных ведьм и друидов, друзей леса, что чужаков, которых лес впускал, не торопясь, впрочем, открывать свои тайны.

Клио прошла мимо поросшего мхом валуна, на котором по-царски восседал горделивый лев. Устремленный вдаль, за горизонт, взгляд лениво обратился к ней. Лев был так красив, а пальцам так хотелось запутаться в его роскошной гриве! Клио знала, он стерпел бы ее прикосновение. Но гладить льва, будто он был собачкой, казалось неуважением. А потому она оставила его обозревать свои владения и направилась дальше.

Поодаль в изумрудной кроне дерева-великана Клио приметила ворону. Та сорвалась с ветвей, покружила по роще, подлетела к ней. Что-то роковое таилось в глубине блестящих черных глаз, что-то тревожное чудилось в шелесте крыльев. Даже клюв казался угрожающе острым, как хорошо наточенный стилет. Клио торопливо прошла мимо, но до последнего чудилось, будто ее преследует недружелюбный черный взгляд.

В траве мелькал рыжий хвост. Она чувствовала, что, если подзовет лисицу, та откликнется, но делать этого не спешила. Юркое, беспокойное создание, почти равнодушное к ласке… Клио застала лисицу прямо посреди охоты и не решилась ее отвлекать. Видела она и царственную пантеру с гибкими, упругими мышцами, что перекатывались под лоснящейся шкурой. Грация и опасность… Морриган она бы понравилась.

В гигантском дупле, словно в пасти оказавшегося хищным дерева, сидела сова. Клио нравились ее глаза, ее всезнающий взгляд. Но чудилось в сове нечто большее, чем умиротворенность. Какая-то отрешенность от мира древнего, мудрого, уставшего от стремительного водоворота жизни существа.

Клио прошла, казалось, весь Неметон, прежде чем заметила ястреба, что напал на прекрасную голубку. Нежность и трепетность, воплощенная в белых крылышках голубки, полные печали и страха глаза. И если прежде она оставалась лишь наблюдателем, то сейчас ей отчаянно захотелось защитить раненую птичку. Клио безотчетно потянулась к голубке, пусть и не знала, чем может ей помочь.

Сон оборвался. Цветное сменилось черным. Лежащая на земле, она уловила травяное дыхание Ведающей Матери.

– Я выбрала, – хрипло сказала Клио. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать – объявшая мир темнота лишала последних крох самообладания. – Но она не выбрала меня, да?

А потом с ее глаз словно слетела повязка, хотя Клио продолжала ощущать прикосновение шелка к коже.

Первое, что она увидела – свет. Такой чистый, теплый, золотистый, будто сотни и тысячи сплетенных друг с другом искорок. Постепенно к золотому и белому добавлялись и другие краски. И пускай мир был размыт, словно упавшая в реку акварель, но…

Она видела, видела, видела!

Не сразу Клио поняла, что нечеткость мира рождена стремительным полетом той, что была отныне с ней связана. Голубка – ее голубка – летела к ней с другого края Неметона.

– Своим желанием помочь ей, своим неравнодушием ты завоевала доверие голубки. И ваши узы со временем будут только крепнуть.

Когда голубка опустилась на плечо Клио, связь между ними и впрямь словно стала прочнее. Паутинка превратилась в шелковую нить, чтобы дни, недели, месяцы спустя превратиться в стальной трос.

Ведающая Мать за локоть вывела Клио из шатра, чтобы она потихоньку привыкала к новому видению, новому восприятию. Как и предупреждала лесная ведьма, оно поменялось, и поменялось ощутимо. Клио всегда знала, что птичье зрение отличается от человеческого, но и представить не могла, что придется прочувствовать это на себе. Мир по-прежнему оставался цветным и казался даже ярче – человеческая палитра была гораздо скудней. Однако люди, на взгляд голубки, двигались так медленно! А еще птичка отличалась очень острым зрением и видела гораздо дальше, чем раньше видела Клио. Поразительно… и ужасно непривычно.

– Спасибо, – наклонившись к плечу, прошептала голубке Клио. – Спасибо, что показала мне мир.

Морриган обнаружила себя лежащей на тонком покрывале в шалаше из сплетенных друг с другом ветвей и листьев. Странно, но голова совсем не болела, а во всем теле поселилась какая-то странная, неестественная легкость. Ни следа прошедшего ритуала, но… Казалось, те отголоски чужих жизней, плавно перетекших в смерть, навсегда теперь останутся с ней. Где-то там, глубоко под кожей.

Она качнула головой. Не самое худшее, что могло случиться.

– Очнулась?

Дэмьен, пригнувшись, вошел в шатер. Места здесь только для двоих и хватало.

Колдовская интуиция? Или он не раз уже проверял в беспокойстве, пришла ли Морриган в себя? Она отвела помрачневший взгляд, ненароком вспомнив, как рыдала в объятьях Ведающей Матери прямо у него на глазах.

– Клио…

– Она в шатре Веды. Все хорошо. Веда просила дать тебе это.

Сев в позу лотоса, она подозрительно уставилась на протянутую ей чарку.

– Морриган, ради всего святого! Веда очистила твою душу светом Дану, впустила тебя в Неметон, а теперь бьется над тем, чтобы вернуть зрение твоей сестре! Можно в качестве исключения хоть капельку доверия?

Изумленная пылом Дэмьена, она взяла чарку. Кажется, их с Ведающей Матерью связывала крепкая дружба. Или она была одной из немногих, кого берсерк по-настоящему уважал?

Морриган выпила отвар, призванный, вероятно, восстановить часть сил, утраченных во время ритуала. Лучше бы дали зелье, способное стереть его из памяти навсегда. Дэмьен, усевшись прямо на земле, внимательно следил, чтобы она выпила все. Ни дать ни взять заботливая медсестричка. Слизнув последнюю каплю с края чарки, она продемонстрировала пустое дно.

– Теперь доволен?

– Ты даже не представляешь, насколько.

Морриган фыркнула, опуская на землю чарку, однако Дэмьен остался серьезен. Он продолжал смотреть на нее. Кому-то другому стало бы неуютно под этим молчаливым пристальным взглядом… но, разумеется, не ей.

– Знаешь, я никак не могу увязать в своей голове два образа. Один из них – та, что я вижу сейчас перед собой. Девушка, которая сильно меня удивила.

– И что это за девушка?

Легко, привычно спрятать волнение за ровным тоном, пропустив в голос лишь нотку любопытства. Куда сложней заставить себя не думать о том, отчего от слов Дэмьена у нее перехватывает дыхание.

– Девушка, которая ради сестры готова на все. Девушка, которая упрямо идет вперед, будто не замечая препятствий… или готовясь разбить их собственным лбом.

– Разве не каждый нормальный человек готов вылезти из кожи вон, чтобы помочь своим близким? Это норма, а не героизм.

Дэмьен рассмеялся.

– Что? – опешила Морриган.

– Святая Дану, ты готова спорить даже тогда, когда я делаю тебе комплимент!