Сова летит на север - Сергей Сергеевич Суханов

Можете продать землю, можете сдать в аренду, это ваше дело… Думаю, что жизнь стоит дороже. Согласны?

Жрецы закивали головами. Спарток удовлетворенно хмыкнул.

— Но эта сумма будет взыскана с семьи трупа. Хотите жить — предлагайте больше. Надеюсь, вы понимаете: чем "путник" выше ростом, тем больше он должен предложить, иначе я укорочу его сильнее, чем других.

Жрецы смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Одно они усвоили точно: не развяжешь мошну — не выйдешь отсюда живым. И вздыхали, смирившись с участью.

Первым в гроб забрался толстяк с красным лицом, выполнявший обязанности отца фиаса после смерти Аполлодора. Ноги вылезли наружу на ширину ладони. Он решил схитрить и назвал сумму в двадцать одну мину. Спарток, не говоря ни слова, подошел к гробу, поднял махайру.

— Нет! Нет! — замахал руками краснолицый. — Двадцать пять мин!

Спарток молча рубанул его по ноге. Ступня отлетела в сторону, забрызгав кровью стоящих рядом жрецов. Толстяк заорал от шока, при этом одрис разобрал в его воплях слово "тридцать".

Дав жрецам время оказать несчастному первую помощь, он продолжил экзекуцию.

Следующим в гроб уложили худого длинного грека. Тот сразу предложил пятьдесят мин, поэтому Спарток отпустил его. Вскоре на полу перед одрисом лежала горка черепков с расписками на сумму почти в семь талантов серебра.

Он вспомнил рассказ Перикла о том, что, когда остров Лемнос вошел в Делосскую симмахию, его города Гефестиэя и Мирина сообща стали платить Афинам форос в размере девяти талантов.

"Вот это да! — довольно думал Спарток. — Отличный метод".

— Ничего, — сказал он, выпроваживая жрецов из храма, — какое-то время поживете без симпосиев, музыкантов и танцовщиц. Я временно вступлю в должность отца фиаса, так что ждите моих указаний…

Остаток дня Первый архонт Пантикапея провел в булевтерии, выслушивая отчеты магистратов города.

Новый архонт, Горгий, назначенный гимнасиархом вместо Гиппоника, рассказал о военной подготовке эфебов. Кроме обычных упражнений по метанию дротика, бегу и борьбе, он ввел обязательную подготовку по рукопашному бою с мечом.

Игиенонт доложил о шагах, которые пришлось предпринять, чтобы увеличить флот Боспора. Гонцы разосланы по гаваням, из доков Пантикапея выведены все способные держаться на плаву лембы, чтобы освободить место для ремонта боевых кораблей. Из Акры везут пеньку и смолу, из Порфмия — строевой лес.

Каллиад объявил добровольный сбор средств на паноплию. Он рассказывал долго, а Спарток с удовольствием слушал его. По словам архонта, землевладельцы и скотоводы уже начали приносить деньги. Их жены снимают с себя украшения. Даже простые поденщики и пастухи отдают, кто сколько может. Каменщики в его эргастериях приступили к изготовлению стел с декретами Совета о награждении особенно щедрых жертвователей золотыми и серебряными венками, погрудными портретами или рельефами, а также ценными подарками.

Федим провел переговоры с рабовладельцами, после чего те объявили об освобождении всех, кто готов участвовать в походе на Фанагорию. К агоре потянулись военнопленные сколоты, сираки, меоты, керкеты, чтобы записаться в ополчение.

Спарток уже слышал о том, что девушки Пантикапея торжественно клялись перед храмом Афродиты выйти замуж за героев похода. Украшенные венками и гирляндами из цветов, они совершали возлияния на алтаре богини.

Знал он и про мальчишек, которые бегали по городу, размахивая деревянными мечами и выкрикивая: "Смерть Даиферну!"

Вечером пришел отец Гиппоника. Плакал, жаловался, что предательство сына легло темным пятном на весь род. Потом попросил в знак примирения принять в дар сотню тарпанов.

Одрис не удержался — обнял старика.

После ужина он сидел на складном дифросе под священным лавром Аполлона, который когда-то привезли из Милета и посадили на теменосе отцы-основатели города. Дерево тихо шелестело листьями, расточая приятный эфирный запах.

Миртия расположилась у его ног с пяльцами.

Он думал о том, что Боспор стал его второй родиной. Ему нравилось море, то обнимающее теплым влажным ветром, то беснующееся и яростно бросающее в лицо брызги пены. То свинцовое, то нежно-бирюзовое. Нравился запах степи — пряный, сухой, мужской. А эти закаты — тихие, пламенеющие, ясные, заставляющие просто сидеть, ни о чем не думая. И рассветы — солнечные, задорные, когда хочется расправить плечи, когда душа поет…

Спарток наклонился и поцеловал Миртию.

4

Орпата едва успел добраться до середины лагуны, как беглецы скрылись среди деревьев. Разбитые о подводные камни пальцы ног болели. Ссадины на локтях и коленях щипало после соленой воды. Зато по твердой земле идти стало легче.

Сколот вздыхал: "Сейчас бы отцовский арибалл с мазью!"

Вскоре он догнал их. Хармид стоял возле каштана с бледным лицом, опираясь на сучковатую палку. Увидев Орпату, иларх снова пошел вперед, но теперь зачем-то повернул в сторону мыса. Во время ходьбы он заметно хромал, при этом одной рукой держался за бок.

"Похоже, ранен, — понял Орпата. — Отлично, пусть идет, пока есть силы, а я посмотрю, насколько его хватит".

И не торопясь двинулся следом.

Быстрая Рыбка временами оборачивалась, смотрела с укоризной.

Один раз крикнула:

— Уходи!

Сколот лишь усмехнулся. Тогда она кинула в него камнем.

Беглецы продирались сквозь фисташковые заросли.

"Зачем Хармид лезет на мыс?" — удивлялся Орпата.

Иларх все сильнее опирался на палку, но упорно карабкался по косогору, как будто боги вели его к спасению. Когда он останавливался, чтобы отдышаться, Орпата терпеливо ждал, не приближаясь.

Наконец заросли расступились. Беглецы вышли на заваленную кусками известняка вершину утеса. Казалось, Зевс метнул в него молнию, но не смог расколоть до конца. С одной стороны к морю уходила глубокая расселина. С другой утес обрывался отвесной стеной.

Половинки вершины соединялись узким перехватом, по которому едва прошел бы один человек. Хармид остановился, закрывая спиной язаматку. Он был зол на сколота за то, что тот никак не отвяжется.

— Отпусти Рыбешку, — сказал Орпата. — Ей не надо видеть то, что здесь произойдет.

Несогласно покачав головой, иларх взял палку обеими руками. Он явно не собирался сдаваться, а тем более идти под нож, словно жертвенный баран.

Хармид пятился, и вместе с ним пятилась Быстрая Рыбка. Чтобы не упасть в пропасть, ей пришлось ступить на