Нелегал (том I) - Павел Николаевич Корнев

с видимым раздражением поднялась из-за стола и заявила:

— Тогда мы вдвоём сходим. Петя, подожди, я сейчас переоденусь…

Лично мне танцы и даром не сдались, я бы даже в кино с большим удовольствием выбрался, поскольку там куда ниже шансы нарваться на общих знакомых, но вся эта ситуация показалась слегка наигранной, вот и промолчал. Яна и Валя отчалили, а немного погодя, сменив домашний халат на лёгкое платьице, вернулась в гостиную Инга. И пусть видел её совершенно обнажённой не раз и не два, не оценить стройность ног не смог.

— Марина, пока! Карл, бывай! — попрощался я и вслед за Ингой вышел в коридор.

На лестничной клетке та остановилась и прижалась ко мне, шепнула на ухо:

— Я сегодня у тебя переночую, хорошо?

Неожиданный поворот в восторг меня отнюдь не привёл, более того — отчасти даже обеспокоил. Всё ж хорошо было — чего теперь-то не так пошло?!

— Да не пугайся ты! — рассмеялась Инга, но в её глазах мне почудился укор. — Я не собираюсь к тебе съезжать, просто Марина попросила вернуться попозже, так не на лавочке же мне до полуночи куковать!

У меня самую малость отлегло от сердца.

— Да пошли, конечно! — потянул я барышню вниз по лестнице, положив той ладонь на талию. — И ничего я не испугался, чего ты сочиняешь?

— Испугался-испугался! Весь так и сжался, трусишка зайка серенький!

— Не выдумывай! — усмехнулся я. — Просто у меня дежурство в десять! Не забыла?

Инга остановилась на ступеньку выше и спросила:

— И что же — совсем ничего нельзя сделать?

Перед глазами маячила её обтянутая платьицем грудь, а завтра — суббота, и в городе меня не будет аж до понедельника, так что я без особых колебаний сказал:

— Попробую. Идём!

Ну да, когда работаешь в коллективе, волей-неволей обрастаешь знакомствами, а ещё всегда и везде случаются накладки — мне и самому несколько раз доводилось подменять коллег, поэтому я нисколько не сомневался, что сумею договориться о переносе дежурства. Другое дело, что если наше с Ингой общение в рамках работы над проектом, походы большой компанией в кино или даже на танцы меня всецело устраивали, то приглашать бывшую одноклассницу к себе отчего-то не хотелось даже безотносительно возможных осложнений со Львом. Тут какой-то вроде бы даже официальный статус вырисовываться начинал, а я к такому готов не был. Я вообще после Лии к себе никого не водил. И, честно говоря, в обозримом будущем делать этого не собирался…

Зря переживаю? Да наверняка! Но переживаю ведь!

Зато получилось чуток поквитаться с Мишей и Миленой — те постановкой звуковых экранов во время своего интимного общения не утруждались, ну а тут мы с Ингой им спать не давали. Это в студенческом общежитии волей-неволей определённые нормы и правила соблюдать приходится, а здесь комендант в дверь колотить не станет в случае чего, вот и расслабились.

Дежурство я перенёс на три утра, благо в Службе реабилитации мне давно уже выправили пропуск для перемещения по городу ночью, да и комендантский час неделю назад отменили, заменив его усиленным патрулированием в тёмное время суток. Жизнь понемногу начинала входить в привычную колею, на бытовом уровне — не на политическом. Политические пертурбации лишь набирали обороты.

Пролетарский «Рабочий союз» и представлявшее интересы крестьянства движение «Земля и Воля» уже вошли в объединённую социал-демократическую партию, последовали их примеру и многие центристские движения; в кои-то веки в республике начало намечаться единовластие. И это было лишь начало. В этом я нисколько не сомневался. Инга — тоже.

Ну да — помимо всего прочего нашлось у нас время и поговорить.

Будильник я заводить не стал, поскольку наловчился пробуждаться точно в нужное время. Тихонько выбрался из кровати, оделся и отправился в горбольницу, а Ингу с собой по ночному городу не потащил, оставил досыпать. Соседи разбудят, об этом с ними вчера условился.

Дежурство прошло без неожиданностей, после него я даже успел забежать в больничный буфет, позавтракал пирожками и чаем, ну а дальше поспешил на лекции. И всё шло по накатанной вплоть до визита в студсовет.

Крики и ругань я услышал ещё на лестнице, поднялся на этаж и точно: долговязый Федя Острог вновь сцепился со своими извечными оппонентами — брюнеткой Элей и пухлым живчиком Иваном.

— Да ваш проект сплошная фикция! Подтасовка на подтасовке сидит и подтасовкой погоняет! Ваш шарлатан-гипнотизёр на приписках карьеру сделал, и вы туда же!

— Не смей! — взвизгнула Эля. — Не смей клеветать на Бориса Давидовича!

— Кто клевещет? Я клевещу? — округлил глаза Острог. — Да он у вас чёртов гений! Так всем мозги заплёл, что до сих пор в ректорате не раскусили! И шахматист неплохой — чего не отнять, того не отнять!

Иван стиснул пухлые кулаки и шагнул вперёд.

— Ну всё, евгеник недоделанный, ты нарвался!

Не тут-то было! Федя шустро отступил назад, и его прикрыла парочка крепких старшекурсников. Толстячок трезво оценил свои шансы прорваться через них и в сердцах крикнул:

— Да твой Чертопруд безмозглый жирный осёл!

— На себя посмотри, толстопузый!

Нового оскорбления Иван не вынес и ринулся вперёд, Эля тоже в стороне не осталась и вознамерилась вцепиться ногтями в лицо одного из противников, тут уж я рявкнул:

— Отставить!

Как ни странно — сработало. Студенты мигом расступились, и я, проходя мимо них, потребовал:

— До конца дня предоставьте в дисциплинарный комитет объяснительные.

— С чего это? — взвизгнула Эля. — Мы ничего не сделали!

— Оскорбления преподавателей недопустимы. В особенности для представителей студенческого самоуправления.

Федя прищурился.

— А-а-а! — протянул он. — Служебным положением решил воспользоваться! Не выйдет!

— Вам ничего не светит! — поддержала его Эля. — На предзащите срежетесь!

— Да хоть бы и так! — фыркнул я. — Зато никому в рот не заглядывали, сами всё сделали! И насчёт объяснительных — это не шутка!

Я двинулся к кабинету, но Эля оказалась быстрее. Распахнув дверь, она с надрывом выкрикнула:

— Касатон! Надо поговорить!

Стройнович досадливо глянул на меня, я спокойно прошествовал мимо и кивнул печатавшей очередной протокол Ирине Лебеде.

— Привет!

— Привет! — отозвалась барышня, которая давно уже отработала назначенное ей наказание, но как-то незаметно у нас прижилась. — Что там опять у этой дурочки стряслось? Особенные дни приближаются?

Раньше я бы точно покраснел, а сейчас только махнул