Русские чернила - Татьяна де Ронэ

Первые рассветные лучи осветили такое ирреальное зрелище, что Николя не мог отвести глаз.

Огромная масса белого морского гиганта, осевшего возле рифа, наполовину ушла под воду, и чудовище выставило на всеобщее обозрение свое раненое, беззащитное брюхо.

САГАМОР.

Огромные черные буквы. САГА, история. АМОР, amore, по-итальянски – любовь. МОР, mort, по-французски – смерть. История любви и смерти. Эти слова завораживали Николя.

Он стоял на бетонной полосе пляжа. Лицо его было все в ссадинах, руки и ноги ломило, на подбородке зиял широкий порез. Белая рубашка и джинсы изорвались в клочья, ступни и ладони кровоточили.

Вокруг суетились медицинские бригады, отпаивая спасенных горячим питьем. Сколько людей удалось спасти? Их были сотни и сотни, они бродили по территории отеля, закутанные в одеяла, сидели в ресторане, на пирсе, на лужайке, растерянные, с пустыми, отсутствующими глазами, без конца оглядываясь на опрокинувшийся корабль.

В небе непрерывно сновали вертолеты. Катера, гудя моторами, то причаливали, то отчаливали. На каждом углу были расставлены полицейские посты. Николя узнавал клиентов отеля. Некоторые старались помочь чем могли, некоторые торопились уехать, злясь на машины «скорой помощи», перегородившие проезд. Были и такие, кто, едва проснувшись, еще в халатах, спокойно наблюдал за происходящим. Многие щелкали фотоаппаратами. Персонал пытался делать свое дело, обслуживать клиентов, а заодно и оказывать помощь пострадавшим. Доктора Геза нигде не было видно. Жители окрестных деревень приносили еду, питье и сухую одежду. Прибыла пресса, то здесь, то там виднелись машины со спутниковыми антеннами и бродили репортеры с камерами в руках.

– Вы, случайно, не Николя Кольт? – возбужденно затараторила какая-то журналистка с беджиком аккредитации на шее, сунув ему в самый нос микрофон.

– Кто? – переспросил он.

– Писатель.

Он помотал головой:

– Нет.

Она разочарованно отошла.

Он чуть было не крикнул ей вдогонку, что Николя Кольт здесь, но у него нет ни малейшего желания говорить. А что он может сказать? Что существуют прошлое и будущее? Что сегодня ночью страница перевернулась? Что Николя Кольт никогда не чувствовал себя таким чужим, далеким, отрезанным от самого себя? Что его прошлая жизнь теперь до странности походит на отвратительный обломок «Сагамора»?

– Вы в порядке? – обеспокоенно спросил один из медиков.

Лицо у него осунулось, он, видимо, работал всю ночь.

– Да, спасибо.

– Ну-ка, дайте-ка я взгляну, что с вашим подбородком.

– Да ладно, пустяки.

Врач, не обращая на него внимания, заклеил рану бактерицидным пластырем.

– Похоже, вы одним из последних покинули корабль? – спросил он Николя.

Тот кивнул.

– Не то что капитан. Он, говорят, смылся первым. – Голос медика стал жестким. – Он на долгие годы останется позором нашей страны. Двадцать человек погибло, еще пятьдесят числятся пропавшими без вести. Капитан, видите ли, хотел пофорсить и подошел слишком близко к «Галло Неро».

К ним подскочила еще одна журналистка:

– Николя Кольт! Вы были на борту? Расскажите нам, что произошло?

Рассказать ей, как он карабкался на корабль, а потом безуспешно пытался спасти неизвестную старуху? Что лицо этой старухи будет преследовать его до самой смерти?

– Нет, я не Николя Кольт, – сказал он, жестом остановив журналистку.

– А вы и вправду на него очень похожи, на этого писателя, – заметил доктор. – Моя жена и дочки без ума от его книги, да и от фильма тоже.

Николя не ответил. У него болел подбородок.

Наверху, на террасе, группа журналистов устанавливала прожекторы и камеры. Он увидел Лили, так и не снявшую испачканное и помятое шелковое платье. Она что-то говорила в микрофон, изображая жестами, как тянет наверх веревку. Журналисты слушали затаив дыхание. Николя представил себе заголовки в газетах: «ГЕРОИНЯ „САГАМОРА“: мужественная наследница спасает троих человек в день свадьбы своей сестры».

Глаза Николя все время возвращались к кораблю. Да и как было на него не смотреть? Повсюду возле шлюпок с заглушенными моторами виднелись ныряльщики. У них была жуткая задача – вытаскивать из-под воды тела. Вместе с телами поднимали все, что люди успели схватить в последнюю минуту. Николя на глаз прикинул список этого страшного имущества. Багаж, одежда, деньги, компьютеры, камеры, книги, сувениры… Конечно, все в состоянии полной негодности. Поверху плавала и разлагалась смытая водой еда из корабельного ресторана, литры вылившегося горючего медленно расползались по акватории.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – повторил доктор, вглядевшись в его лицо. – Я, пожалуй, должен вас осмотреть.

Он отвел Николя под ближайший навес и уложил на носилки. Потом измерил ему давление, осмотрел горло и уши. Опытные руки ощупали ему живот и грудь и продезинфицировали порезы и ссадины.

Николя чувствовал бы себя вполне сносно, если бы в сердце не вгрызалась тоска. Из-под тента ему была видна картина кораблекрушения во всем ее ужасе. Может быть, где-то еще оставались живые пассажиры, попавшие в воздушные карманы, как случалось во время землетрясений, когда людей чудесным образом находили через много дней после толчков. Он думал о тех, кто ждал, не имея никаких известий о своих близких. О тех, кто вообще ничего не знал и не смотрел новости по телевизору и в чьи двери, вместе с телефонным звонком, вот-вот постучится смерть.

Вконец измученный, он задремал на носилках, а когда открыл глаза, солнце было уже в зените. Миновал полдень. За пределами навеса кипела жизнь. Повсюду разместились спасенные пассажиры. Кто жевал сэндвич, кто плакал, кто спал, свернувшись под пляжным зонтиком.

Осторожно ступая забинтованными ногами, Николя поднялся в свой номер. Все было в полном порядке. Одежда аккуратно разобрана, в ванной разложены туалетные принадлежности. Возле постели стоял букет роз, на низком столике – чаша со свежим виноградом. Словно ничего не случилось. Однако за окном по-прежнему маячил страшный силуэт корабля. Толпа зевак продолжала его фотографировать, полицейские безуспешно призывали всех разойтись.

Тут раздался телефонный звонок. Звонил портье. С ним пыталось связаться множество народу: Эмма Дюамель, Мальвина Восс, Алиса Дор. Он должен им позвонить. Они все волнуются, потому что его телефон не отвечает, а по телевизору уже передали страшные кадры кораблекрушения.

Но вместо того чтобы взяться за телефон, он взялся за блокнот и авторучку с золотым пером. Первое и единственное слово, которое он написал, было «Наташа».

Положив блокнот в карман, он спустился вниз. Теперь ему еще долго никуда будет не деться от «Сагамора», не освободиться от его жуткой притягательной силы. И как бы больно это видение ни ранило глаз, он все равно раз за разом будет к нему возвращаться.