Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого - Хелен Плакроуз

Таким образом, даже если бы Теория была на девяносто девять процентов верной, а ее критики (такие как мы) на девяносто девять процентов ошибались, свободная дискуссия все равно была бы выгодна Теоретикам. Во-первых, она бы позволила им продолжить совершенствовать свои идеи, а во-вторых, предоставила бы им – и нам – больше рациональных оснований быть уверенными в их правоте на основании того, что они успешно противостоят противоположным взглядам. Однако Теоретики чаще всего не нуждаются в подобных рациональных основаниях, поскольку понимают рациональное мышление и объективную истину как репрессивные проявления власти белых западных мужчин. Поэтому им достаточно субъективной уверенности в том, что свободная дискуссия вообще необязательна и даже контрпродуктивна. К сожалению, это наглядно демонстрируется их подчеркнутым нежеланием вступать в дискуссию и склонностью рассматривать попытки других начать с ними разговор как хрупкость, преднамеренную невежественность или обороняющий привилегии эпистемический отпор.

Теории не понять либерализм

Либерализм основывается на незыблемых постулатах свободы личности, равенства возможностей, свободы и открытости информации, свободы слова и дискуссии и гуманизма. Это весьма пространные, но убедительные и устойчивые идеалы. На протяжении последних пятисот лет они медленно, но верно одерживали победу за победой и способствовали созданию наиболее свободных и эгалитарных обществ с наименьшим уровнем угнетения и страданий, которые когда-либо знал мир. У успеха либерализма есть несколько ключевых объяснений. По своей сути он ориентирован на достижение целей, решение проблем, самокоррекцию, а также – вопреки мнению постмодернистов – подлинно прогрессивен. В то время как некоторые радикально правые течения стремятся остановить прогресс или уверяют, что он уже зашел слишком далеко, а некоторые радикально левые считают прогресс выдумкой и настаивают, что жизнь при либеральных демократиях остается такой же угнетающей, как и раньше (спасибо Фуко), либерализм позитивно оценивает прогресс и с оптимизмом смотрит на его перспективы. В рамках либерального политического спектра, включающего в себя как правых, так и левых, бытует общее мнение, что либерализм предполагает прогресс, хотя скорость и средства этого прогресса являются предметом споров.

По мнению когнитивного психолога Стивена Пинкера, жизненно важно, чтобы мы по достоинству оценили значимость прогресса, которого нам удалось добиться при либеральных демократиях, – и осознали, что этим мы обязаны гуманизму эпохи Просвещения, – если мы хотим, чтобы он продолжался:

Либеральная демократия – ценнейшее достижение. Пока не явился мессия, нам не избавиться от проблем окончательно, но давайте будем их решать, а не подносить к ним спичку в надежде, что на пепелище вырастет что-нибудь получше. Не замечая даров современности, социальные критики настраивают избирателей против ответственных политиков и сторонников постепенного реформирования, способных упрочить потрясающий прогресс, принесший нам столько хорошего, и обеспечить условия, в которых он даст нам еще больше[629].

Журналист Эдмунд Фосетт в предисловии к переизданию своей книги «Либерализм: жизнь идеи» (2015) реагирует на критические замечания о том, что либерализм – слишком размытое и плохо поддающееся определению понятие, чтобы быть продуктивным. По мнению Фосетта, «либерализм должен быть емким. Среди его выдающихся достижений – создание такой политики, в которой глубокие этические разногласия и острые конфликты материальных интересов можно урегулировать, смягчить или обуздать, а не доводить до предела в расчете на окончательную победу»[630]. Ссылаясь на рецензию на предыдущее издание своей книги, он задиристо добавляет:

В Financial Times Сэмюэль Бриттан высказал возражение, что мое определение либерализма применительно к миру после 1945 года включает в себя всех, кроме «авторитаристов и тоталитаристов». Если бы он добавил к тем, кого я исключил, «популистов и теократов», я бы воспринял его претензию как похвалу. Либеральная демократия – не единственный привлекательный путь для современного капитализма. Нелиберальные пути тоже заманчивы. К ним относятся авторитаризм, национал-популизм и религиозный тоталитаризм. Понимание либерализма, исключающее такие альтернативы, я бы сказал, хорошо справляется с задачей дать ему определение[631].

Это хороший способ понять либерализм – как оппозицию иллиберализму. Если либерализму трудно дать определение, то иллиберализм легко выявляется в тоталитарных, иерархических, цензурирующих, феодальных, патриархальных, колониальных или теократических государственных системах и во взглядах людей, которые стремятся создать подобные государства, ограничить свободы или оправдать неравенство. Либералы противостоят таким взглядам не потому, что хотят установить собственный авторитарный режим, а потому, что выступают против авторитаризма в принципе. Поэтому теоретическая размытость либерализма не делает его слабым. По мнению Фосетта, четыре сюжета либерализма – это «принятие конфликта, сопротивление власти, вера в прогресс и уважение к личности»[632]. Либерализм признаёт, что всегда будет бороться с несправедливой и деспотичной властью, а также выступать посредником между различными идеями. Он противостоит не консерватизму как таковому, а тому консерватизму, что стремится сохранить иерархию классов, рас или полов. Постмодернистские движения тоже сражаются с репрессивными системами власти, однако они не верят в прогресс – как и в способность двигаться вперед, продолжая делать то, что получается у нас хорошо, и реформируя то, что мы делаем плохо. Кроме того, либерализм одновременно признаёт человека как индивида и как представителя человеческого рода. Не признавая групповые идентичности или сообщества сами по себе, он ценит индивидуальное и универсальное: человека и человечество.

С точки зрения журналиста и эссеиста Адама Гопника, либерализм неотделим от гуманизма. Он отмечает:

Либерализм имеет много воплощений, но у того, что защищаем мы, либеральные гуманисты – в противовес как левому, с которым мы иногда действуем сообща, так и правому крылу, чьи предпосылки мы иногда разделяем, – есть всего одна истинная суть, сколь могучая, столь и ясная. Либерализм – это развивающаяся политическая практика, доказывающая необходимость и возможность (несовершенных) эгалитарных социальных реформ и все большей (если не абсолютной) терпимости к человеческим различиям благодаря аргументированным и (в основном) беспрепятственным разговорам, демонстрациям и дискуссиям[633] (курсив в оригинале).

Это плюрализм, но не релятивизм; он приветствует разнообразие позиций, но не пытается уважить абсолютно все взгляды. Гопник подчеркивает необходимость разговоров и дискуссий. Это свободный рынок идей, где лучшие из них в конечном итоге одерживают верх, способствуя общественному прогрессу. Такой подход противостоит консервативной позиции, когда некоторые идеи считаются священными (в буквальном или переносном смысле) и не должны оспариваться, а также постмодернистской позиции, для которой определенные идеи опасны и их не рекомендуется высказывать. Либерализм оптимистичен, а гуманизм верит в людей. Если нам удастся собрать все наши идеи, не навязывая никаких ограничений и поощряя свободу самовыражения и цивилизованную дискуссию, мы сможем сделать мир лучше. Это не утопия. Это хлопотно, неидеально и медленно. Но последние пятьсот лет показали, что это работает. Гопник пишет: «Что у либерализма есть, так это факты. Либералы не добиваются