Самураи державы Ямато - Вольфганг Акунов

«Сэппуку» заключалось в том, что самоубийца прорезал себе живот поперек, от левого бока до правого. Существовал и другой способ, при котором живот прорезался дважды, — сначала горизонтально от левого бока к правому, а затем вертикально — от диафрагмы до пупка.

Наиболее широким распространением пользуется точка зрения, согласно которой обычай совершения «сэппуку» усиленно насаждался в средневековой Японии под влиянием религиозных догматов буддизма, свойственных этой религии концепции бренности бытия и непостоянства всего земного. В философии дзэн-буддизма центром жизнедеятельности человека и местоположением его души считалось не сердце или голова, а живот, занимающий как бы срединное положение по отношению ко всему телу и способствующий более уравновешенному и гармоничному развитию человека. В связи с этим в японском языке даже возникла целая масса выражений, описывающих разные душевные состояния человека с использованием слова «живот», по-японски: «хара» («фуку»); например, «харадацу» — «ходить с поднявшимся животом», то сеть «сердиться»; «хара китанай» — «грязный живот», то сеть «низменные помыслы», «низкие стремления»; «хара-но курой хито» — «человек с черным животом», то есть «человек с черной душой»; «хара-но пай хито» — «человек без живота», то сеть «бездуховный человек».

По другой, не столь широко распространенной, гипотезе, данный способ лишения себя жизни основывался на древнем, еще добуддийском, японском представлении, согласно которому душа, ум, характер, намерения, подлинные чувства и сокровенные мысли всякого человека (а не только самурая) пребывают в его чреве (животе). Вспарывая себе живот в ходе обряда «сэппуку», с целью показать чистоту и незапятнанность своих помыслов и устремлений, с целью открытия своих сокровенных и истинных намерений, в качестве доказательства своей внутренней правоты, японский «боевой холоп» как бы говорил «граду и миру»: «Я не виновен, но желаю показать вам свою душу, чтобы вы убедились в этом!» Конечно, для совершения подобного поступка от «буси» требовалось поистине сверхчеловеческое мужество. Однако именно это придавало «сэппуку» такую притягательность для самураев, желавших во что бы то ни стало продемонстрировать свое непоколебимое мужество перед лицом страшной боли и неминуемой смерти, а также чистоту своих помыслов перед богами и людьми.

Согласно третьей точке зрения, возникновение обычая «сэппуку» среди представителей самурайского сословия было вызвано причинами более утилитарного характера, а именно — постоянным наличием при себе орудий убийства (и, соответственно, самоубийства) — меча и кинжала. Вспарывание живота мечом или кинжалом являлось очень действенным средством, поскольку остаться в живых после такой раны было невозможно. В Европе существовал аналогичный японскому «сэппуку» обычай «бросаться на свой меч». Он был широко распространен, например, в Древнем Риме, причем возник там не в силу какой-либо особой идеологии, а в силу того простого факта, что меч был всегда при себе. Как на Западе, так и на Востоке применение меча в качестве орудия самоубийства началось именно среди воинского сословия, поскольку именно воины (а в древности у всех народов воином был всякий свободный мужчина) постоянно носили меч при себе.

В более эпоху сёгуната Токугава тщательно обдуманная процедура самоубийства «буси» все чаще принимала характер некоей торжественной и даже театрализованной церемонии. Особенно пышно, в соответствии со строгими правилами, обставлялось «сэппуку», совершить которое японского «боевого холопа» принуждали в качестве наказания. В числе свидетелей ритуального самоубийства самурая полагалось присутствовать целому ряду официальных и частных лиц. Приговоренный к смерти от своей собственной руки «буси», облаченный в белое одеяние, появлялся перед ними вместе с «секундантом» («помощником»), так называемым «кайсяку», выбранным им самим другом или сородичем. «Кайсяку» должен был облегчить самоубийце муки, то есть в кульминационный момент кровавой церемонии отрубить умирающему голову. Итак, в тот момент, когда осужденный публично признавал свою вину, опускался на колени и брался за кинжал-«кусунгобу» или меч-«вакадзаси», а «кайсяку» вставал позади него, держа в руках свой меч-«катану», начиналась, собственно, церемония самоубийства. На краткий миг воцарялась гробовая тишина. Затем «боевой холоп», сидящий на коленях будто бы с совершенно безразличным видом, порывистым движением вонзал кинжал или короткий меч глубоко в левый бок, медленно отводил клинок вправо, слегка наклонялся вперед и вытягивал шею. В этот момент «кайсяку» изо всех сил наносил удар «катаной» по вытянутой шее осужденного «буси». Обезглавливание должно было быть произведено непременно в тот самый момент, когда тело самоубийцы начинало клониться вперед (ни секундой раньше, ни секундой позже). Самурай стоически терпел, казалось бы, невыносимые мучения, демонстрируя силу своего духа («хара»). И стоило его телу качнуться вперед, как взмах меча «кайсяку» обрывал жизнь приговоренного к смерти.

Па мгновение все присутствующие при «сэнпуку» замирали. Затем они поднимались и торжественно покидали помещение. Свершилось то, чего хотел покойный «боевой холоп»: его вина искуплена кровью и самурайская честь восстановлена.

В случае когда «сэппуку» должны были совершить «буси», которым не доверяли, или которые считались слишком опасными для того, чтобы давать им в руки оружие, или же не хотели совершать самоубийство (что было не редкостью, скажем, среди японских самураев, принявших христианство, осуждавшее добровольный уход из жизни, как достойное порицание нежелание христианина нести свой жизненный крест, возложенный на него Господом), ритуальный кинжал «кусунгобу» или меч-«вакадзаси» заменялся на веер, которым осужденный «буси» символически прикасался к своему животу, после чего ему отрубали голову (таким образом, «сэппуку» сводилось к обезглавливанию провинившегося «боевого холопа»).

Между обезглавливанием в рамках обряда «сэппуку» и обыкновенным обезглавливанием установилась юридическая разница, и для представителей привилегированных социальных групп, начиная с рядовых самураев, смертная казнь заменялась, в знак снисхождения к их привилегированному социальному статусу, смертью через «сэппуку», то есть той же смертной казнью, но только в виде ритуального обезглавливания. Такая смертная казнь полагалась за проступки, не позорящие самурайской этики, поэтому она не считалась позорной, и в этом было ее отличие от обыкновенной смертной казни. Такова была идеология, но в какой мере она осуществлялась на практике, сказать трудно. Фактом остаётся только то, что «сэппуку», в виде казни, применялось только к представителям привилегированного самурайского сословия, начиная с рядовых «боевых холопов» и выше, но никоим образом не к классам населения, считавшимся по своему социальному положению ниже самураев. Однако независимо от этих сословных ограничений данный способ самоубийства, в частном его применении, получил очень широкое распространение во всей массе населения Японии, почти став манией, причем поводами для совершения «сэппуку» могли служить самые ничтожные причины.

После «революции (реставрации) Мэйдзи», с началом реорганизации государственного строя Японии по европейскому образцу и начавшегося под давлением новых идей изменения всего уклада традиционной японской жизни, официальное применение «сэппуку» было в конце концов отменено. Вместе с тем и частное его применение стало все более редким явлением, но не исчезло совсем. Случаи совершения над собой обряда «сэппуку» нередко встречались и в XX веке (например, уже упоминавшиеся выше самоубийства генерала Ноги, писателя Юкио Мисимы и др.), причем каждый такой случай получал скрытое одобрение японской нации, создавая вокруг некоторых исполнивших над собой обряд «сэппуку» лиц, занимавших при жизни видное общественное положение, ореол славы и величия.