Останкино 2067 - Виталий Сертаков

А потом на основе «Башни» мы сделали неплохую игрушку и продали семь миллионов экземпляров. Кстати, музыку почти для всех серий писал Петя Ласкавый, а рекламную раскрутку нам делала Мариночка Симак. Тогда у них был небольшой романчик, но это к делу не относится. Вы поняли, что я пытался вам вдолбить? Такие проекты, как «Башня», ознаменовали время новых форматов и новых идей. Опросы показывали, что людям требуются шоу, вытягивающие из них жилы. Вот такая хрень… Людям нравится смотреть, на что способен человек, доведенный до крайности. Им совсем неинтересны высокие мотивы. Их так захватывает наблюдение за другими… Крайности, капитан, это то, что вскрывает ложную мимику цивилизации. И первым серьезным опытом стала «Жажда».

– Вы говорите о первой «Жажде»?

– «Жажда» собрала под свои знамена самые светлые головы. Нам тогда удалось вывернуть души участников так, чтобы у дамочек началась истерика, заскрежетали все их цивилизованные коды. В первой «Жажде» люди искали воду, они хотели пить, но о командном духе и речи не заходило. В какой-то газете «Жажду» назвали так: «Движение-жестокость-психоз-одиночество!» Хотели оскорбить, но не поняли главного.

Теперь слушайте меня внимательно, Полонский! От того, поймете вы или нет, зависит очень многое. Мне будет горько сознавать, что я отдал вам чип, но прикончат вас не за дело, а впустую… Ладно, ладно, надеюсь, что шучу! Итак, сначала был голод, холод и прочая ерунда. Затем ребятишек начали засыпать сколопендрами и заставляли доносить на друзей. Затем скидывали с самолета над вулканами и заставляли выбирать того, кому умереть первому. Зачем, капитан?

– Чтобы развлечь публику.

– Хорошо, я спрошу иначе. Тяжелые физические упражнения, конфликты внутри команды, страх, отвращение, неуверенность, стыд, зависть, драки, ненависть, голод, кровь… Все это невероятно развлекает. А теперь представьте себя не в кресле зрителя, с пакетом орешков и банкой пива, а в кресле ученого перед компьютером. Зачем все это, капитан?

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Чтобы расшатать те самые цивилизованные коды?

– Вот хрень такая! – Костадис захлопал в ладоши. – Поздравляю, капитан, вас убьют не зря, хе-хе… А я не зря передал вам чип. Ладно, значит, вы способны слушать меня дальше. Так вот, десятки программ эксплуатировали различные фобии и слабости, но только «Жажда» всерьез начала раскачивать пресловутые моральные принципы, лежащие в основе так называемого общества. Только «Жажда» поставила вопрос об уместности норм, улавливаете?! Кому-то все это было крайне любопытно, капитан, но я так и не нашел, кому. Вы помните первую «Жажду»?

– Мне было лет пятнадцать.

– И хрен с ним, что не помните. Во второй «Жажде» искали деньги, много денег, а в последней, как вы понимаете, жаждут крови. Хотя название годится и там и там, но первое шоу было самым честным, если уместно так выразиться. Наши участники действительно пропадали в засушливых районах без воды. И им действительно никто не мог помочь – все дали подписку, что осведомлены об отсутствии помощи до конца состязаний. Это сейчас подобная практика стала нормой, а тогда!.. У, как подскочили наши акции! Еще бы, впервые за историю реалити-шоу игроки теряли право сойти с дистанции. Даже в «Башне страха» всегда была возможность нажать спасительную кнопку, а здесь ее отняли. Нет воды, спасение только на развалинах крепости одиннадцатого века постройки. Четыре команды выброшены на равном удалении от оазиса. В каждой команде есть предатель и есть шпион от команды соперников… Вот такая хренотень.

– Я вроде бы слышал, что в первой «Жажде» участвовали три команды?

– Сначала так и хотели, но нашлось слишком много желающих умереть. Вы продолжаете следить, Полонский? Я помню, как подыхала одна девчонка. Выдержала жесточайший скримминг, прилетела на последние гроши откуда-то с Дальнего Востока, в послужном списке имела десяток экспедиций высшей группы сложности. И – на тебе, хрень такая, умирала от укуса паучка или скорпиона. Долго умирала, лежала на боку, в основании бархана, и заносило ее потихоньку песочком. А команда ее дружков проходила стороной, потому что у них уже не было сил помочь. «Панасоник» тогда впервые предложил пульт-чейнджер, и у зрителя появилась возможность самостоятельно переключать камеры. Так вот, спутниковый микшер показал, что восемьдесят процентов зрителей переключились на эту подыхающую от яда девицу! Даже те, кто болел за другие команды. После такой статистики все хреновы гуманисты засунули языки известно куда.

А теперь скажите мне, Полонский, кто главный соперник и главный претендент на внимание народа после этого шоу?

– Наш «Последний изгой», естественно.

– В точку. Кстати, одним из редакторов на площадке был молоденький парнишка по фамилии Сибиренко.

– Не может быть… Сибиренко? Но в его биографии это не упоминается.

– А зачем вашему боссу такие пятнышки в биографии? Ведь он у вас народный избранник, создатель персональных шоу, добрых и нежных… Кто теперь посмеет вспомнить, что идея «Последнего изгоя» зародилась именно в его светлой головушке? Для окружающих – он только хозяин, а жестокости придумывают и воплощают совсем другие люди, кровожадные и тупые, вроде Костадиса.

– Почему вроде Костадиса?

– А вы почитайте внимательно, что обо мне пишут аналитики игрового рынка. «Тео Костадис – это патологически злобное существо, вроде гоблина, которому отдавили ногу. Его «Салоники» постепенно оплетают сетями ненависти молодые умы, заставляя подростков мыслить тупыми шаблонами героев космических одиссей…» Это я вам кусочек по памяти привожу…

– С ума сойти! И как вы это терпите? Почему не подали в суд?

Костадис несколько мгновений молчит, вглядываясь в бесконечную реку огней. Десятки тысяч автомобилей замирают перед кольцом развязки, но Тео их не видит. Когда с эстакады к воде спускается мотоциклист и по лицу грека пробегает свет фар, Полонский замечает, насколько Тео опустился. Он небрит, из подбородка клочьями торчит седая щетина, в глазах полопались сосуды.

– Ваш босс – гений, я это не отрицаю, я всегда честно признаю чужие успехи. Он увидел, что миллионы болванов пускают слюни, муссируя моменты чужой смерти, и шагнул туда, куда нам всем шагнуть хотелось, но было страшновато. Нас всех, видите ли, сдерживали этические нормы! Сибиренко быстро понял, что так и проведет свой век мальчиком на побегушках, и запатентовал право на показ чужой смерти.

– Но первый раз «Изгоя» очень быстро запретили…

– Потому что не все верно поняли идею. Что происходило в первом варианте, вспоминайте! Выкидывали по одному участнику вблизи деревни аборигенов, и давалось задание завладеть местной святыней. Подбирали каких-то полудиких туземцев, то из Папуа, то из Австралии. И наши люди очень быстро гибли, что поделаешь. Однако пару сезонов программа продержалась, а за это время Сибиренко и еще три человека успели сколотить состояния. Вторым был Тео Костадис, потому что получил все права на создание и тираж одноименной компьютерной игры. Угадайте фамилию следующего.