Ушкуйники - Виталий Гладкий

Воины-сембы один за другим нырнули в черные воды реки, и когда лодки опустели, гребцы-скаловиты – надежные и проверенные люди, рекомендованные Дором, – тотчас налегли на весла и вскоре скрылись в зарослях на противоположном берегу. Они знали, что уходить из крепости сембы будут другим путем. Если, конечно, им это удастся…

Пруссы выбрались из колодца беззвучно, точно привидения. Свое оружие они загодя обмотали тряпками – чтобы нечаянно не звякнуло, а на ногах у всех были мягкие кожаные сапоги.

Обитатели крепости спали. Ветер слегка утих, но лютый холод все еще сохранялся, и стражники, плотнее кутаясь в одежды, искали на валах места, где было хоть чуточку теплее. Все их внимание было приковано к наружной стороне валов, поэтому внутренний двор крепости оказался вне поля их зрения. И напрасно. Во дворе сейчас мелькали неясные тени, все ближе и ближе подкрадываясь к воротам. Зебр со своими воинами должен был в нужный момент открыть их в том месте, где горел один-единственный факел, предварительно ликвидировав стражу.

Задача вайделота была куда серьезнее. Он уже знал, в каких именно конюшнях содержат священных коней (трех кобылиц и одного жеребца): подсказали рыбаки-скаловиты, поставляющие рыбу тевтонцам. Но одно дело знать, а другое – приблизиться к ним. Кони были совершенно дикими, не ведавшими седла, поэтому могли либо поднять шум, либо и вовсе убить любого, кто рискнет подойти к ним на расстояние удара копытом.

Однако Скомонд знал, как с ними совладать. Он опасался лишь одного: что в неволе священные кобылицы успели забыть прежних хозяев. По рассказам скаловитов, коней кормили сытно, холили и лелеяли как малых детей, потому что приплод от них приносил комтуру Рагайны большие деньги. Лошади белой масти вообще были редкостью, а потомство священных кобылиц отличалось ко всему прочему воистину королевской статью, недюжинной выносливостью и великолепной скоростью.

Заслышав шаги чужака, жеребец тихо, но угрожающе заржал, а кобылицы тревожно запрядали ушами.

– Тихо, тихо, ш-ш-ш… – прошипел-прошептал вайделот.

И тотчас завел вполголоса песнь табунщиков, дошедшую к пруссам из глубины веков. Мелодия состояла из четырех нот, была длинной и заунывной. Скомонд пел негромко, но все-таки умудрился разбудить спавшего тут же, на охапке сена конюха: поначалу ни вайделот, ни сопровождавший его Комат не заметили его, зарывшегося в сено с головой. Пьяно икнув, разбуженный конюх тупо поинтересовался:

– Ик!.. И к-кто это тут воет?

Слова эти стали последними в его жизни. Блеснул клинок Комата, и конюх снова откинулся на свое ложе, но уже с перерезанным горлом. Скомонд меж тем продолжал петь, словно и не услышав возни за спиной.

Лошади наконец успокоились и присмирели, а к концу песни и вовсе стали покорными, как месячные ягнята. Надев на всех четверых оброти, Вайделот и Комат вывели лошадей из конюшни и направились вместе с ними к воротам. Зебр, заметив конную процессию, подал знак, и воины-сембы набросились на мерзнувших у ворот стражников.

Однако с этого момента все пошло наперекосяк. Ветераны, оставшиеся в крепости, отличались дисциплинированностью и несли службу на редкость добросовестно. Мало того, среди ночных стражников оказался, как на грех, их командир – опытный воин-баварец, не раз принимавший участие в походах против язычников и именно сегодня томимый отчего-то дурным предчувствием. Поэтому он мгновенно отбил клинок, направленный в его не защищенное доспехами горло, и громко крикнул:

– К оружию!!! Враги в крепости!

В следующее мгновение стрела пробила кожаный панцирь кнехта, и он умолк навсегда, но его жертва оказалась не напрасной. В крепости разом зажглись огни, и во двор высыпали полуодетые, но готовые к отражению ночной атаки тевтонцы. Правда, они не знали, что враг находится уже внутри крепости, и данное обстоятельство сыграло сембам на руку.

Зато стражники, дежурившие на валах, очень быстро сообразили, о чем их хотел предупредить предсмертным криком командир-баварец. И сверху на сембов тотчас посыпались арбалетные болты. Впрочем, поскольку арбалетчики били наугад – Зебр оперативно погасил факел возле ворот, – большого урона пруссам они нанести не смогли. Не считая двух воинов из отряда Скомонда, получивших тяжелые ранения. Но и сембы не остались в долгу: свистнули стрелы, и спустя считанные мгновения стражу точно ветром со стен сдуло. Ибо в отличие от невидимых в глубине темного двора пруссов фигуры стражников на валах представляли собою отличные мишени: небо к тому времени очистилось от туч и уже занимался рассвет.

Едва створки ворот распахнулись, как священные кони с гулким топотом вырвались на свободу. Однако в этот момент во дворе крепости появились комтур и Бернхард фон Шлезинг (мертвецки пьяного Адольфа фон Берга разбудить им не удалось), которые быстро сорганизовали несколько растерявшуюся стражу на погоню за пруссами. Прячась за возами, кнехты принялись обстреливать сембов из арбалетов и луков, а закованные в броню рыцари – наступать монолитными рядами с явным намерением раздавить небольшой отряд не имеющего защитного облачения противника своей мощью. Воз с сеном несчастных скаловитов, томившихся в темнице Рагайны, все еще стоял возле ворот, и в голове Скомонда пронеслась спасительная мысль.

– Толкайте воз туда! – крикнул он Зебру, жестом указав направление. – Зажечь факелы!

В считанные мгновения возом с сеном перегородили ворота и поднесли к нему зажженные факелы. Сухое сено вспыхнуло столь скоро и охотно, словно в него угодила молния самого Перкуно. Швырнув ставшие ненужными факелы на крыши низких деревянных пристроек, сембы выскочили из ворот и что есть мочи кинулись догонять Комата и трех его напарников с лошадьми, успевших удалиться на уже достаточно приличное расстояние от крепости.

Меж тем запылавший в воротах огромный костер не позволил рыцарям продолжить погоню. По правде говоря, им вскоре вообще стало не до пруссов. Почти половину лета дожди обходили Ландесхут стороной, и теперь сухие соломенные кровли конюшен и амбаров полыхали не хуже, чем сено в телеге. А потом двор крепости и вовсе стал напоминать преисподнюю, в которой с воплями метались туда-сюда темные фигуры поджаривающихся грешников: то тевтонцы пытались потушить пожар водой из колодца.

Тем временем на священной горе, подле жертвенника Перкуно, лежал плашмя, раскинув руки крестом, совершенно обессилевший, но счастливый Дор. Наитие уже подсказало ему, что сембам удалось похитить священных коней.

Утро выдалось холодным и ветреным. Ветер дул в сторону берега, и бывшим рабам соляных копей удавалось придерживаться нужного курса с большим трудом. Ко всему прочему начался прилив, что еще более усугубило их положение. Таваст, хорошо ориентировавшийся на морских просторах, посоветовал как можно скорее добраться до Або-Аландских шхер, откуда их не смог бы выцарапать даже сам дьявол. А когда тевтонцам надоест тратить время на бесплодные поиски, они смогут преспокойно отправиться в Новгород. Совет выглядел разумным, но на поверку оказался невыполнимым.