Сверхъестественное. Сердце Дракона. Неблагое дело. Война сынов - Кит Р. А. ДеКандидо

Мальчик кивнул и, ловко взобравшись по стремянке, набрал стопку томов в кожаных переплетах и притащил их на стол. Томми стал переворачивать жесткие страницы, настолько старые, что они шуршали и шелестели от малейшего прикосновения.

– Джубал Бошан был тот еще сукин сын, – начал Томми. – Извини за грубость, но другого слова не подберешь. Он был родом из Хаттисберга, это километрах в тридцати отсюда. Единственный сын проповедника из Теннесси, перебравшегося сюда после скандала, который произошел в его прошлом приходе. Подробностей не знаю, но могу себе представить, что они там творили. Как бы то ни было, Джубала готовили в проповедники. Он должен был пойти по стопам отца, но сразу после семинарии с ним что-то случилось, и его взгляд на мир круто изменился.

– Похоже, ты много о нем знаешь, – заметил Сэм.

– Скажем так, ты не первый охотник, кто наводит о нем справки. Но нет ничего более пугающего, чем личность самого Бошана. Смотри-ка.

Томми показал на небольшую тетрадку в кожаной обложке, прикрепленную к корешку одного из фолиантов.

– Видишь это? Личный дневник Бошана. Я купил его у коллекционера из Луизианы еще в 2005 году. – Томми открыл тетрадку, и оттуда пахнуло мертвечиной с примесью чего-то еще более омерзительного и едкого.

В голосе Томми зазвучало благоговение.

– Хочешь увидеть настоящую жуть?

Сэм нагнулся, вглядываясь в аккуратные убористые строчки, заполняющие страницу за страницей. Строки из Священного Писания, скопированные из Библии, перемежались вполне мирскими записями. Эти заметки Бошан делал для себя: списки книг, аннотации к проповедям и лекциям.

– А теперь взгляни на это, – указал Томми. – Май 1862 года. Он уходит из семинарии и присоединяется к армии Конфедерации.

– Но страницы пустые, – удивился Сэм.

– Только некоторые из них. – Томми пролистал дневник дальше. – Вот где начинается самое интересное.

Разница бросалась в глаза. Аккуратный почерк Бошана сменился дрожащими, рваными каракулями, как будто он строчил, сидя верхом на лошади или накачавшись чем-то мозговыносящим. Записи прерывались рисунками, пентаграммами и демоническими знаками, занимающими целую страницу.

О Всемогущий, Повелитель Мух,

Бессмертный Отец Тьмы, козий пастырь,

Прими жертву мою и даруй мне

Всю мощь твоего гнева.

Да приидет Царствие твое и сила твоя

На веки веков.

Сэм удивленно посмотрел на хранителя.

– Это же исковерканный текст «Отче наш».

Макклейн вытаращился на него.

– С чего ты взял?

– Ну как же, эти слова… – начал было Сэм, но осекся. Он снова перевел взгляд на страницу, и до него вдруг дошло, что текст, который он прочитал, написан не только не по-английски, но и буквами, которые даже отдаленно не напоминали латинские.

И в то же время у него на глазах они сами складывались в связный текст.

Сэм часто заморгал, чувствуя, как бьется пульс в горле и кровь стучит в ушах. Зажмурившись, он снова открыл глаза и уставился на буквы, но увидел лишь дремучий лес символов.

– Я не… – с трудом выдавил он, – даже не знаю, как мне удалось прочитать. Понятия не имею, что это за язык.

– Коптский[65], – подсказал Макклейн, и в его голосе прозвучало изумление. – Мертвый египетский язык. Никто больше не говорит на нем.

– Ну… – Сэм попытался взять себя в руки, – в последнее время со мной творится что-то странное.

– Похоже на то, – осторожно произнес Томми. Он помолчал, не спуская глаз с Сэма, и, казалось, принял какое-то решение. – Раз уж мы заговорили о странностях, взгляни-ка на это. – Он снова полез в дневник и вынул из него толстый жесткий прямоугольник картона – дагерротип[66]. Осторожно придерживая его за края, он передал снимок Сэму. – Это единственная фотография старины Джубала, которую удалось найти.

Сэм вгляделся в изображение худого солдата с грубым лицом в грязной, не по размеру форме. Его глаза оставались в тени под широкими полями шляпы конфедерата, но ничто не могло скрыть мрачную усмешку на его лице. Бошан выглядел как человек, который хранит великую тайну – такую темную и ужасную, что, если выпустить ее на свободу, мало никому не покажется.

На шее у него болталась старая веревка, завязанная петлей.

– У тебя лупа есть? – спросил Сэм, а потом оглянулся на компьютер. – А еще лучше сканер. Хочу рассмотреть это поближе.

– Конечно, – оживился Нейт и бросил взгляд на отца. – Можно, папа?

– Ты знаешь, как им пользоваться, – сказал Томми, и мальчик побежал со старой фотографией к одному из компьютеров, которые Сэм успел заметить по пути в библиотеку.

Убедившись, что Нейт их не слышит, Макклейн наклонился к Сэму.

– Послушай, в этом дневнике есть еще записи, которые я не смог перевести. Раз уж ты справился с этими коптскими письменами, может, взглянешь и на другие? Вдруг разгадаешь, что к чему?

Сэм перевернул следующую страницу дневника Бошана. Почерк здесь уже настолько отличался от первоначального, казалось, будто записи делал другой человек. Затейливые буквы с угловатыми очертаниями свободно переплетались с разными символами и фигурками, и все же…

Вглядевшись, Сэм увидел, как складываются строчки, слегка расплываясь по запачканной странице, и буквы приобретают знакомые очертания.

– Эту часть написал кто-то другой, – пояснил он. – Здесь говорится, что Джубал Бошан убит и возвращен к жизни… силой петли… – Он замолчал, пытаясь осмыслить прочитанное. – Человек, который это сделал, – военный врач времен Гражданской войны по имени Перси. Когда врач закончил свои эксперименты, он похоронил останки Бошана в железном гробу, сковав его дух заклинанием, которое невозможно разорвать.

Подняв глаза, он встретил изумленный взгляд Томми.

– Ты ведь не обычный охотник, да? – вымолвил историк.

– Я… – Сэм перебрал в голове несколько вариантов ответа, но лишь покачал головой. – Нет.

– Так я и думал.

Повисло долгое молчание, не то чтобы неловкое, но и не совсем уютное. Наконец Сэм заговорил:

– Я очень ценю твою помощь в этом деле.

Томми ответил не сразу. Он со скрипом отодвинул стул, повернулся и кивнул в сторону двери, откуда они пришли. Прямо над ней Сэм увидел небольшой темный предмет размером с человеческую ладонь, как будто припечатанную к стене. Он подошел ближе и присмотрелся.