Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Хоулден

Не было новостей и от Моника. Рахель надеялась, что муж ждет ее в Лодзи и налаживает фабричные дела. С огромными трудностями из-за плохого дорожного сообщения в стране она добралась в Лодзь с несколькими друзьями, чтобы узнать, что завод был занят другими людьми. Еврейское население города сократилось с 200 000 до 40 000, большинство из них собирались уезжать или уже эмигрировали. Семья потеряла все.

«Мы поняли, что нельзя оставаться в Польше, – говорит Сала. – Нам там больше делать нечего». Сестры отправились через полуразрушенную Европу в Мюнхен, который находился в юрисдикции Америки. Оттуда они рассчитывали попасть уже куда угодно. В город они прибыли в единственной смене одежды и с одним или двумя чемоданчиками пожитков на всех. До сестер дошел слух, что выжившие из их региона осели в Мюнхене, организовали свою общину и помогают друг другу. Рахель продолжала выспрашивать у людей новости о своем муже, готовясь к самому плохому, но никакой информации не было.

Спустя несколько месяцев она приняла мысль о смерти Моника, хотя так и не узнала подробностей и не видела тела. Долгое время она была уверена, что его отправили в Аушвиц и там отравили, но знакомый ее брата Берека из Лодзи был уверен, что Монику удалось избежать последней депортации из гетто и остаться в городе. В конечном итоге его застрелил «какой-то немец с револьвером». Он умер, так и не узнав, что его жена выжила, а он стал отцом. Моник навсегда погребен в несуществующей могиле, куда не положить камней, не привести их сына.

Смирившись со своей тоской, Рахель решает идти дальше и подарить лучшую жизнь своему ребенку. Она остается в Мюнхене на 4 года. Марк начинает посещать школу, первым его языком становится немецкий. Мать и ее сестры разговаривают на польском, только если не хотят, чтоб он понимал, о чем разговор. 19 марта 1946 года Рахель снова выходит замуж. Ее второй муж, Сол Орвиеский (позже сменивший фамилию на более короткую – Ольский) – талантливый еврейский ювелир, с которым девушка была знакома еще до войны. Она знала, что он станет прекрасным заботливым отцом для ее сына, но на протяжении долгих лет винила себя, что вышла замуж так рано, и иногда представляла, что будет, если Моник вдруг возникнет на пороге. «Я вышла замуж, потому что была одинокой женщиной с ребенком, которому нужен отец».

Солу в момент женитьбы на Рахель было 40 лет, он происходил из строгой ортодоксальной семьи в Пабьянице, и до войны у него были жена и сын. Немецкий солдат вырвал ребенка из его рук, и мужчина так до конца жизни и не смог простить себе, что не оказал большего сопротивления. Кроме племянника Генрике и двух братьев, живущих в Америке, у него не осталось родственников; жену и сына убили, военные годы он провел в трудовом лагере, перебирая конфискованные вещи евреев. На момент освобождения он весил не больше 30 килограмм, все зубы выпали, здоровье совершенно испортилось.

Именно Сол помог деньгами сестрам Абрамчик и своей собственной семье в послевоенные годы. Он работал вместе с немецким химиком, который старался усовершенствовать процесс переработки европейских золотых слитков в слитки американского стандарта, подписал контракт с американской компанией и поставлял золото из Германии. Рахель с сестрами помогали вести дело, а американцы, в свою очередь, были рады работать с жертвами Холокоста вместо немецких дельцов. Платили в долларах, потому что марки обесценились, а окружающий город восставал из руин. Они принимали у себя и беженцев из Пабьянице.

Через три года после свадьбы Рахель и Сол получили официальное разрешение на переезд в Израиль. Рахель была сионисткой еще с подросткового возраста, ей удалось убедить мужа, что им нужно переезжать именно туда. Первым же судном из Марселя они добрались до «земли обетованной», поселились в Петах-Тикве, недалеко от Тель-Авива, и прожили там 10 лет. Сол не смог заниматься ювелирным делом и пошел работать на сталелитейное производство.

Во время войны Рахель потеряла все свадебные фотографии и снимки Моника. В Израиле она встретила его бывшую возлюбленную, у которой оставался один небольшой снимок со студенческих времен. Рахель убедила женщину отдать ей фотографию, которую она хранила до конца жизни и впоследствии передала своему сыну.

Рахель поклялась защищать Марка до конца своих дней, поэтому отказывалась заводить с Солом детей, испугавшись, что муж будет любить их больше ее чудо-ребенка. Позже, несмотря на то, что они не говорили по-английски, Рахель снова заставила семью переехать, на этот раз – в Америку, чтобы Марк избежал службы в Армии Израиля. Сол вернулся к ювелирному и часовому делу, но пережил серию сердечных приступов и умер в 1967 году, в возрасте 61 года. Рахель как заведенная работала, чтобы поддерживать дело и обеспечивать сына.

Тем временем в Мюнхене ее сестра Эстер вышла замуж за Абе Фримана, друга Берека со времен детства в Пабьянице. Абе также провел четыре года в Аушвице, на его руке навсегда осталось клеймо с номером. Обратившись в организацию помощи евреям в Мюнхене, пара переехала в Америку, в город Нэшвилл. В офисе им говорили, что Нэшвилл «совсем недалеко» от Нью-Йорка. Когда они прибыли на место, оказалось, что Нэшвилла «нет на карте», но пара была рада новой жизни в стране своих освободителей. У них родились две дочери, Ширли и Фай, и пятеро внуков. Эстер умерла в 2003 году.

Сала впервые встретила своего будущего мужа Генрике (Генри) еще во времена, когда все они жили в гетто Пабьянице. Он был племянником Сола Ольского, второго мужа Рахель. Сала и Генри были вместе и в лодзинском гетто, но из Аушвица его перевезли в Маутхаузен, а оттуда – в дочерний лагерь Эбензе, в котором была почти самая высокая смертность среди всех концлагерей. Там он переболел тифом, но выжил. После войны Сала долго искала возлюбленного. «Я всегда знала, что мы будем вместе… Он вернулся и спустя восемь недель спросил: “ Ты выйдешь за меня?” Я согласилась, и мы прожили вместе 64 счастливых года». У пары появилась возможность переехать в Америку, где жил дядя Генри, подготовивший необходимые документы. Молодожены отправились в Мюнхенскую вечернюю школу, чтобы подучить английский до переезда. Некоторое время они прожили в Чикаго, но позже переехали в Нэшвилл, чтобы быть ближе к Эстер и Абе. Сала сменила имя на более американское, Салли; у них с Генри появились две дочери, Рут и Дебора, а позже и трое внуков.

Бала оставалась в Швеции, где вышла замуж за польского еврея Якоба Федера, родила двоих сыновей, Давида и Микаэля, а они подарили ей четверых внуков. Бала умерла от рака груди в 1986 году и никогда не говорила с сыновьями о пережитом в военное время. Ее дети переехали в Израиль сразу после ее смерти.

Берек покинул Швецию в 1956 году, перебрался в Соединенные Штаты и работал в сфере обеспечения питания в Сан-Франциско. Он женился на девушке, также пережившей Холокост, Поле Ниренберг, у них появилось двое детей – Лиф и Стивен; последний по сей день работает нейрохирургом в Нэшвилле и растит четырех детей. Берек впервые встретил «чудо-ребенка» Рахель, Марка, когда тому исполнилось 16 лет; они стали добрыми друзьями. У сестер Абрамчик, переживших войну, было девять детей и двадцать внуков. Они считали, что это «счастливый конец».

Как и большинство выживших, сестры пытались стереть воспоминания о своем чудовищном прошлом и редко говорили о войне, потому что было «слишком тяжело». Во времена, когда разговорная терапия только появилась на свет, тысячи людей страдали от комплекса вины за то, что они выжили, а все остальные умерли. Кто-то пытался забыться работой и алкоголем, посвятить себя семье или покончить жизнь самоубийством. Выжившая Эстер Бауэр говорит, что «первые 20 лет мы не могли об этом говорить, следующие 20 лет никто не хотел слушать. И только на следующие 20 люди начали задавать вопросы».