Революция, или Как произошел переворот в России - Владимир Хрусталев

Дубенский. – Насколько я помню, Иванов сказал, что нужно войска в Петрограде успокоить, что в Харбине, когда он там был, было тоже волнение; но что он пославши туда один или два полка, успокоил волнения и привел все к благополучному концу, не сделавши ни одного выстрела. Вообще, должен сказать, что Николай Иудович Иванов – поклонник мягких действий. Он всегда говорил, что войска должны действовать огнем только в крайности, что если вы ведете часть в полном порядке, то совсем не для того, чтобы она стреляла из пулеметов, а что, когда полк идет в порядке, то это производит впечатление на других, если же открыть огонь, то неизвестно, чем кончится.

Председатель. – «После обеда государь позвал к себе Иванова в кабинет, и около 9 часов стало известно, что Иванов экстренным поездом едет в Петроград». Кому принадлежит мысль этой карательной или успокоительной, вернее, карательной экспедиции в Петроград?

Дубенский. – Нисколько не карательной. Кажется, у него было две роты.

Председатель. – Батальон георгиевских кавалеров.

Дубенский. – Не полный батальон, так как его нельзя было послать, потому что он держал караул, не больше двух рот. Это такая маленькая часть, которая не могла произвести усмирения взбунтовавшегося Петрограда. По приезде туда Иванова, генерала с известным именем, это произвело бы успокоение. Ехать же ему без войска совершенно было невозможно, и он, как приехал в Царское Село, сию же минуту повернул поезд.

Председатель. – Кому же принадлежит мысль об этой поездке?

Дубенский. – Трудно сказать, в это время все говорили. Мысль была не о поездке, а о внесении порядка и успокоения в Петрограде. Там были и другие разговоры. Потом мне стало известно, что вызывают один или два корпуса. Были вызваны некоторые сибирские войска, которые, видимо, перешли на сторону восставших, а это была командировка Иванова под прикрытием батальона и даже меньше.

Председатель. – «Нарышкин мне сказал, что павловцев окружили преображенцы, и кажется стало тише. Все настроение ставки сразу изменилось. Все говорят, волнуются, спрашивают: «Что нового из Петрограда?». Может быть, это было необычное волнение? Равнодушно старались говорить об этих событиях? Это была подавленность?

Дубенский. – Во всяком случае, этот обед прошел совершенно особенно, все были тихи, государь почти молчал. Я потом узнал, что он говорил с Ивановым. Я даже не заметил, что они разговаривали, а потом вдруг говорят: «Вы знаете, Иванов назначается в Петроград и едет с георгиевскими батальоном». Я вас прошу отметить, что он ехал не как карательная экспедиция, он ехал, как посланник царя, а для экспедиции ему было мало войска.

Председатель. – Может быть, вы скажете, зачем он ехал, как посланник царя?

Дубенский. – Просто успокоить, войти в переговоры с Родзянкой и целым рядом лиц, но отнюдь не стрелять, это было бы бессмысленно, и Николай Иудович это понимал.

Председатель. – Почему вы предполагаете, что он это понимал, вы с ним говорили?

Дубенский. – Как же, мы с ним чай пили. Мы говорили, какие идут беспорядки, какие волнения. Николай Иудович говорил: «Эти волнения происходят потому, что не умеют народу объяснить. Я убежден, что можно успокоить так, что можно их успокоить». Конечно, я вам передаю только мысль. На это мы говорили ему: «Вы бы переговорили с царем». – «Как же, мне неудобно самому навязываться». Мы говорим: «Но дело серьезное, там кровь льется, нужно успокоить царя». Я даже помню, он категорически отвергал: «Туда не нужно посылать войска, никоим образом, потому что прольется лишняя кровь». Я даже его выражение помню: «Всякая новая часть, которая входит в восставший гарнизон, сейчас же переходит на его сторону». Это я должен подкрепить, я это помню.

Председатель. – Здесь вы записываете относительно известий, которые принесли вечерние телеграммы о роспуске Государственной Думы и государственного совета. Вы замечаете по этому поводу: «Но это уж поздно, уже определилось Временное Правительство, заседающее в Думе под охраной войск, перешедших на сторону революционеров. Войск, верных государю, осталось меньше, чем против него. Гвардейский Литовский полк убил командира. Преображенцы убили батальонного командира Богдановича{215}. Председатель Государственной Думы Родзянко прислал в ставку государю телеграмму, в которой просил его прибыть немедленно в Царское Село, спасать Россию. Все эти страшные сведения идут из Петрограда от графа Бенкендорфа полковнику Ратко. Про министра внутренних дел граф Фредерикс выразился по-французски так: «А о министре внутренних дел нет слухов, как будто он мертвый». Граф Фредерикс держит себя спокойно, хорошо и говорит: «Не надо волноваться». Воейков до 5 часов дня занимался пустяками, устраивал свою квартиру, балаганил и только к вечеру понял трагичность положения и стал ходить красный, тараща глаза». Вас поразило такое непонимание?

Дубенский. – Как же, мы места себе не находили, и вдруг я еду мимо его новой квартиры и вижу, что он прибивает шторки и привешивает картинки. Ведь это были последние минуты монархии! Ведь он дворцовый комендант, у него масса денег, масса средств! Меня это поразило до крайности.

Председатель. – «После вечернего чая, в 12 часов ночи, государь простился со всеми и ушел к себе. Вслед за ним к нему пошел Фредерикс и Воейков, пробыли у царя недолго и вышли, при чем Воейков объявил, что отъезд в Царское Село его величества назначен безотлагательно в эту ночь. Все стали собираться, и уже к 2 часам ночи были в поезде. Государь любезен, ласков, тих и, видимо, волнуется, хотя, как всегда, все скрывает. Всю ночь шли у нас с Цабелем, Штакельбергом и Сусловым такие разговоры. Свитский поезд отошел в Царское, в 4 часа ночи 28 февраля, а в Царском – в 5 часов. Назначен Иванов диктатором».

Дубенский. – Это появилось, как слух, в поезде, потому что мы уже тогда ехали. За завтраком кто-то сказал, что Иванов назначен диктатором, чему я не верил: раз он поехал с георгиевским батальоном, он поехал не для карательной экспедиции, а приводить в порядок Петроград. Я не знаю, говорили ли об этом назначении или нет, потому что уже дальше, как вы знаете, идут события отречения, и я потерял всякую связь со ставкой, где можно было подтвердить это назначение.

Председатель. – Разве вам диктатор и назначение диктатором рисуется назначением для мягких мер, а не для грубого, а может быть и кровавого воздействия?

Дубенский. – Я отлично понимаю, что значит диктатор. Конечно, диктатор назначается для того, чтобы привести население и войска к полному подчинению, но Иванов ехал в Петроград для того, чтобы привести в порядок город, он взял с собою небольшое количество войск и, на основании его слов и наших с ним разговоров, я отлично знаю, что он не хотел принимать никаких кровавых мер. Был слух, что он назначен диктатором, но я думаю, что Иванов к этому неспособен. Имейте в виду, что когда он был главнокомандующим юго-западного фронта, он почти никогда не подписывал бумаг о казни.