Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

жестокость. А есть третья, которой я придерживаюсь — вышедший в тираж штангист из Болгарии, выехавший в Германию, аспирантура, ph.d., комнатка в лаборатории, реторты и колбы, криво нарисованная пентаграмма в углу. Если что — надо ответить за базар. Но эксперимент надо всё равно провести. Ведь ты твёрдо знаешь, что это не озорство и не провокация.

— Что ж тогда — эксперимент пресловутой училки по химии? Посмотреть, что будет, если слить в одну реторту из всех колб? Золота не добудете, сдается мне. Это скука. Вечно черствая теория. Озорство и провокация хоть зеленеют. Поглядеть на падающего от усталости издроченного фрикадельками Карлсона, до и прихлопнуть выбивалкой для ковра, а потом зевнуть и лечь спать.

Что ж, поглядим, какое мгновенье вы остановите своими тремя строчками.

— Нет, это не учительница по химии. Это такой учитель из сельской школы, у которого вдруг вылетает дверь на уроке, и класс наполняется солдатами. Они вытаскивают учеников во двор и строятся напротив. У учителя есть выбор — отречься от своих детей, или встать, прижавшись к кирпичу лопатками. И каждый учитель решает по-своему — остаться с тем, что ты создал, ведь ты пыхтел, мучился, плакал в тайне, когда тебе налили на стул чернила, но это всё твоё, плоть от плоти твоей, хоть и в школьной форме… Или отречься — сохранив пайку, пенсию и приглашение на чай старушкой-завучем.

— Ути-пути. Биссе капут. Возможно, мне никогда не понять этой чудовищной серьезности. Тем более, что вы всю дорогу глумились над своими учениками, а вот этот последыш, с заячьей губой, за которого вы костьми готовы лечь, вами же лично и растлен — вы его на коленках держали и пакости нашептывали.

— Тем более мне за него отвечать. Мадам Бовари — это я. Священное право художника отгрести пиздюлей за свою работу. Причём до этого разговора уверенности в этом во мне было меньше, да.

— Ну что ж, мне достанутся лавры адвоката дьявола. Только вы запутались в своих метафорах с учителями. То ли у вас там сбрендившая Мария Кюри в женской гимназии, то ли Януш Корчак. В любом случае, если такая священная корова нужна в жертву вам самому — дерзайте. Это очень хороший пример того, чем кончается милое озорство у маститых русских писателей. Нежным барышням урок

— Известно чем кончается — эпилепсией, уходом из дому. Некоторым повезло — их застрелили в моём возрасте.

— Это у вас черные реки зависти. А лучше — перечтите Женитьбу Фигаро. Очень своевременная книга

— Нет, я уже откупорил коньяку бутылку. Шампанскому не время и молодости пылкой.

— Да, вы уже всем сообщили, что вам время тлеть.

— Тлеть — значит выделять тепло.

— "Тепло ли тебе, девица»? — «Тепло, дедушка!"

— С теплыми известно что происходит слава о них переходит из уст в уста, подолгу не задерживаясь

по мне игра "холодно-горячо" — интереснее, но это дело вкуса и темперамента.

— Вы забываете, что я прилежно учил законы термодинамики. Согласно первому закону — более тёплое тело отдаёт тепло более холодному. Иногда, правда, после охлаждённое первое тело лежит, глядя в холодное небо остекленевшими глазами. Но это уже, так сказать, издержки профессии. Всё это давно описано и предрешено физиками, которые под видом интегралов на досках аудиторий пишут свои мене, мене, текел, упарсин.

— Ученость вас и губит — у вас там солнце принимают за квадрат и вообще грешат допущениями и схоластикой. В вашей любимой задачке телега едет мимо мужика, а самолет ждет, пока под ним помчится взлетная полоса, так что никогда не пытайтесь все свести к физическим понятиям.

— Зато ученье и опыт, сын ошибок трудных, позволяют нам не вымостить невзначай Котлован телами прекраснодушных людей. Наука косвенным образом борется против утопии, в которой мучают всех, в угоду благолепию и внешней безмятежности.

Это как борьба инь и ян. Жизнь победила смерть неизвестным нам способом.

— Очень все усложняет ваша наука множит сущности без необходимости, и в то же время упрощает до черного и белого. Я всегда знала, что в науку уходят с головой максималисты и романтики, которые видят только инь и ян, не замечая всего спектра красок, что расположен между ними.

— Вовсе нет — наука вкупе с душой, сухая теория и пышно зеленеющая герань очень хорошо сочетаются. А вот романтики… У них-то есть инь и есть ян, и вместе им не сойтись. А когда романтики получают силу, то развешивают на фонарях экспериментаторов. И всё оттого. что экспериментаторы им сильно мешают, нарушая монолитную картину мира. Экспериментаторы ведь играются со спектрометрами, а романтики измеряют мир в стаканах молока.

— А особенно хорошо удаётся сочетать все вышеуказанное болтунам, каковыми мы и являемся. Энергия разговоров, самая дешевая и выгодная энергия в мире. Все в нее уходит и в нее превращается.

Физик-болтун, романтик-задушевник, филолог-псевдобол — они всегда найдут общий, хорошо подвешенный язык. И еще — вот увидите, как тут все порадуются вашей "чудовищной" истории. Красота капустника в том, что там заранее пускают искусственный смех за кадром, очень заразительный. А главное — все герои так узнаваемы, вот ведь радость-то! И детки ваши захлопают в веселые ладоши и второпях побегут в избу.

— Но мальчик-то, мальчик сзади — с разбитой коленкой! Он может-таки понять, что клюквенный сок пахнет очень странно, что у всякого пира взрослых есть похмелье, и всякий животный гогот превращает родителей в японских свиней.

Он может, это и не поймёт до конца, но некоторое сомнение в нём зародится. И, может, это поможет, ему решить потом, что он живёт в прекрасном и яростном мире, вдали на путях ревёт паровоз, какой-то сокровенный человек ждёт его на станции с авоськой — мир равнодушен и жесток, зато воистину прекрасен.

Нет, лучше он будет негритянским мальчиком, состарится в Четвёртом Риме, выйдет на полицейскую пенсию после того, как упакует в санитарную машину своего напарника, беременную жену которого убил маньяк. Вот он стариком будет идти с судебным медиком и цитировать Хемингуэя — о том, что мир крив, но жить-таки надо. Полюбите нас чёрненькими, а белыми нас всякий полюбит — будет он думать, глядя на дождь в Сан-Франциско.

— Что ж, раз все затеяно ради того, чтобы выжать из него слезинку — тогда ладно. Только вот славную детскую книжку, которую так прекрасно перечитать уже подростком, когда горло в ангине, а вся серия Библиотеки Всемирной Литературы с родительской полки уже прочитана с фонариком под одеялом — вы у него отнимете. По мне — ваши ленивые эксперименты не стоят этой