Замуж по договору - Татьяна Серганова

— Его называют дикарем, — заметила я.

— Не узнаю тебя, Николетта. С каких это пор ты составляешь мнение о ком-то по чужим словам или слухам? — лукаво улыбнулся отец.

— Ты прав, папа, — тут же согласилась я, а потом осторожно спросила: — Мне действительно придется завтра уехать назад в академию?

Он тут же посерьезнел.

— Да. Мне очень жаль, дорогая. Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, и мы провели эти дни вместе, но у нас с Брэндоном есть дела.

— О природе которых ты мне рассказать не хочешь.

— Ничего из того, что требует твоего внимания.

— Я видела, как ты общался с этим бароном, — начала я, теребя ручку веера.

— Николетта, — вздохнул отец и покачал головой.

— Это же не тайна. Если бы ты хотел, чтобы о вашем разговоре никто не знал, надо было запереться в кабинете, а не беседовать у всех на виду, — парировала я.

— В следующий раз так и сделаю, милая.

— Он мне не нравится. Неприятный и скользкий тип.

— Барон и мне не нравится, Николетта.

— Тогда почему ты продолжаешь с ним общаться?

— Есть вещи, которые сложно объяснить.

Ох уж этот тон. Мне скоро двадцать, а они все равно продолжали относиться ко мне, как к глупому ребенку. Меня жутко возмущала такая несправедливость.

— Ты просто не хочешь этого делать, — вздохнула я, покачав головой. — В любом случае прошу тебя, будь осторожнее.

— Обещаю. Совсем скоро мы вернемся, и я выпрошу тебе недельный отпуск в академии, который мы проведем все вместе.

Папа, как и Брэндон, так и не смог выполнить свое обещание.

Через пять дней связь с шахтами резко оборвалась. Обман? Взрыв? Или что похуже? Прииски находились на границе с воинственным племенем гаргаров.

Да, имелся мирный договор. Однако с момента его заключения прошла не одна сотня лет.

А вдруг?

Внутри все холодело от этого вдруг…

И потянулись долгие дни ожидания и тревоги, страха и надежды, которым не суждено было сбыться.

НИКОЛЕТТА

Я плохо помню ту неделю.

С момента, когда меня срочно, прямо во время занятия у Каргерайта, вызвали в ректорат и сообщили о происшествии, до начала конца.

Все это время я провела в замке, среди слуг. Тенью бродила по комнатам, вздрагивая от каждого звука и ждала… ждала хоть какой-нибудь вести.

О том, что осталась одна, я поняла не сразу.

Просто очнулась однажды утром, посмотрела на календарь, который отмерил восьмой день неизвестности, и неожиданно поняла, что нет ни родственников, ни друзей… никого.

За эти дни меня не навестила ни единая душа. Не пришло ни одной записки с соболезнованиями.

Меня словно отрезали от окружающего мира и выбросили.

Или… я ошибалась?

Вскочив с постели, я накинула пеньюар и вызвала горничную.

— Доброе утро, айми. К сожалению, новостей нет, — печально произнесла Ирма.

— Я поняла, — кивнула и внезапно осознала, что не чувствую ничего. Ни радости, ни тоски, ни сожаления. За эти дни мои эмоции словно атрофировались, исчезли, уступив место пустоте. Такой темной и тягучей, что из нее, казалось, невозможно выбраться, оставалось только глубже погружаться в черноту. — Ирма, где вся почта?

— Какая почта, айми? — непонимающе нахмурилась девушка, ловко заправляя постель.

— Не знаю, письма, записки, хоть что-нибудь, — несколько раздраженно ответила я.

Какие-нибудь слова утешения, поддержки. Пусть и насквозь фальшивые, но так необходимые сейчас.

Почему все вокруг молчали?

«Скорее всего, слуги, видя мое состояние, решили меня поберечь и ничего не приносили. Филипп… он, наверное, весь извелся, не получив от меня ни строчки».

О том, почему он ни разу не навестил, я старалась не думать.

«Он просто… очень воспитанный. Понимает, как мне тяжело и дает возможность побыть одной… хотя… его поддержка сейчас как никогда нужна. Надо, надо найти почту. Это все объяснит».

— Ничего не было, госпожа, — растерянно отозвалась Ирма и замерла с подушкой в руках. А в глазах ее плескалась такая жалость, что захотелось кричать.

— Вероятно, это какая-то ошибка, — пробормотала я, потирая ноющие виски.

«Потому что это не может быть правдой. Никак не может. Мы же Альбери — древняя, всеми уважаемая семья… или я чего-то не знаю?»

— Ирма, мое платье! — приказала я, застыв посреди комнаты.

— Какое? — тут же встрепенулась горничная.

— Любое, — все больше раздражаясь, отрезала я.

И с силой впилась ногтями в свою густую шевелюру, словно это могло помочь очнуться от кошмара, в который как-то незаметно превратилась моя жизнь.

Я больше не могла сидеть и ждать. И так слишком много времени потратила на хандру.

Следовало действовать. Уверения нашего поверенного в том, что все будет хорошо и нечего волноваться, меня уже не устраивали.

Пришла пора признаться себе, что все совсем не хорошо и надо предпринимать хоть какие-то меры. Идти с прошением к королю, в конце концов. Он точно не откажет.

Стоило мне переодеться и привести себя в порядок, как в дверях спальни появился дворецкий.

— Айми Николетта, — почтительно склонил седую голову Аберфот, — к вам гордин Оферман. Я проводил его в голубую гостиную (прим. авт.: гордин — вежливое обращение к мужчине-простолюдину).

— Отлично. Именно он мне и нужен.

— Прикажете подать чай с бутербродами?

— Позже, Аберфот, — проходя мимо него, быстро ответила я, — все позже.

Оферман уже много лет служил у нас поверенным. А ранее эти обязанности исполнял его отец, дед и так далее. В общем, это был длительный деловой союз, и я не сомневалась в Офермане. До недавнего времени.

— Айми Николетта, — поднимаясь с кресла, проговорил мужчина и склонил лысую голову, — простите за столь ранний визит.

Оферман был невысокого роста, чуть полноватый и с неизменными очками на курносом носу.

— Ничего страшного, — быстро произнесла я, присаживаясь напротив. — Есть новости об отце и Брэндоне?

— Есть. — Вздохнув, он поднял на меня тяжелый взгляд. — К сожалению, мне нечем вас порадовать.

Я до боли сжала кулаки, но больше ничем не выдала обуревающие меня страх и отчаяние.

— Говорите.

— Мы, наконец, смогли получить хоть какие-то новости.