Окись серебра - Виктория Александрова

был полной противоположностью предыдущего: ветер успокоился и улетел куда-то прочь, забрав с собой тучи и холод. Весело светило солнце, даря своё тепло приятному летнему воздуху, в саду заливались птицы и распускались бутоны, зеленели листья на деревьях…

Всю ночь Хельмут не мог сомкнуть глаз. Волнение давало о себе знать, а из головы не выходил их с Генрихом разговор. Он то и дело вспоминал так давно оставившую его маму, её мягкие светлые локоны, звонкий переливчатый голос, пронзительные голубые глаза, ласковые улыбки… Вспомнил он и то, как маленькая Хельга, напуганная ночными скрипами и тенями, прибегала в его комнату и они засыпали вместе. Сейчас ему хотелось взять пример с сестры, да вот только бежать было не к кому. Разве что к Генриху в гостевое крыло — он же сам сказал, что всегда готов помочь.

Тогда Хельмут вспомнил, что когда-то, много лет назад, перед посвящением в рыцари юноша должен был всю ночь молиться в храме, и попробовал последовать этому завету. Молитв он знал немного, а в церковь ходил редко, но всё же, воскресив в памяти пару тропарей, он почувствовал, что на душе стало чуть легче.

Утром Хельмут с помощью слуг облачился в светлые праздничные одежды, впервые после смерти отца сняв траур. Он оглядел себя в зеркало и остался вполне доволен: тщательно причёсанные и уложенные золотые волосы чуть блестели, напоминая королевский венец, светло-фиолетовая рубашка с золотистой вышивкой на манжетах и воротнике неплохо сочеталась с белыми камзолом и плащом. Не вязались с нарядным облачением лишь обеспокоенные глаза и тёмные круги под ними — следствие как всего пережитого за последнее время, так и бессонной ночи. Эмоции никак не желали успокаиваться, его чуть трясло, будто бы от холода.

Хельмут позвал служанку Хельги и велел ей принести пудру. Сестра, несмотря на юный возраст, уже потихоньку начинала покупать для себя различные средства красоты — помаду, подводку, какие-то пахучие кремы и притиранья… Хельмут не запрещал — знал, что бесполезно.

Служанка принесла пудру быстро, и это даже удивило: он ожидал, что сестра начнёт капризничать и выделываться.

— Она что-то спросила? — уточнил он, когда служанка с помощью тонкой маленькой тряпицы наносила пудру на эти круги под глазами, отливающие фиолетовым. Стало даже смешно: пятна неплохо сочетались с рубашкой, однако красивыми от этого не становились.

— Её светлость сказала, что даже не представляет, зачем вам могла понадобиться её пудра, — сдержанно улыбнулась служанка.

Странно, правда, что Хельга не пришла сама… Но ведь на церемонию-то она наверняка придёт!

Главный зал Штольца сегодня был светел и прекрасен: цветные знамёна на стенах, длинная ковровая дорожка на полу, букеты душистых летних цветов… Весь замок и многие жители окрестностей собрались на церемонию, хотя это, пожалуй, был единственный раз в жизни Хельмута, когда ему не хотелось потешить своё самолюбие, собрав у себя дома весь Бьёльн.

Генрих ждал его на помосте, облачённый в светлый камзол и плащ, что было несколько непривычно — обычно друг носил тёмную одежду, — но всё же довольно красиво. В свете мягких утренних лучей, пробравшихся в зал через высокие окна, ярко сверкали камни на его перстнях и рукояти меча. Другой меч, Хельмутов, лежал рядом на высоком постаменте, спрятанный в ножны, прикреплённые к поясу.

Поднявшись на помост, Хельмут опустился на одно колено. Если бы обряд проходил в церкви, как в древние времена, то пришлось бы становиться на оба, выражая свою покорность не только перед королём и сюзереном, но и перед Господом, однако посвящение в рыцари давно уже стало исключительно мирским таинством.

— Хельмут из дома Штольцев, — начал Генрих не слишком громко, но торжественно, так, что весь зал притих, — клянёшься ли ты с этого момента и до конца жизни быть храбрым, милосердным и справедливым?

— Клянусь, — звонким голосом отозвался Хельмут, и эхо повторило это слово.

— Клянёшься ли ты защищать слабых, оскорблённых и попавших в беду?

— Клянусь.

— Клянёшься ли ты быть верным и праведным подданным своего королевства, защищать его от внешних и внутренних врагов и быть готовым отдать свою жизнь во имя его величества?

— Клянусь.

В зале стояла гробовая тишина, и Хельмуту казалось, что все присутствующие слышат, как в волнении бьётся его сердце. Он закрыл глаза, повторяя про себя всё то, в чём только что поклялся. Легко было сказать «клянусь», а вот исполнить всё это… И как бы Хельмуту ни хотелось проявить себя, показать свою отвагу и доблесть, он искренне надеялся, что ему не придётся в скором времени отдавать свою жизнь, пытаясь выполнить клятву. Пожить ещё хотелось. Иначе Хельга совсем пропадёт… Это ведь именно она подсказала брату, что в рыцари его может посвятить сюзерен… И он пообещал себе поблагодарить сестру, но так этого и не сделал! Вот ведь забывчивый идиот!..

Хельмуту захотелось ударить себя ладонью в лоб, но он всё же сдержался, продолжая стоять, склонившись, на одном колене. Пол был жёстким и твёрдым, поэтому находиться в таком положении было жутко неудобно. Поскорее бы уже всё закончилось…

Через мгновение он почувствовал, как его плеча коснулось довольно-таки тяжёлое и холодное лезвие меча Генриха.

— Именем его величества, верховного лорда и короля Драффарии Фернанда Первого, я, лорд Генрих Штейнберг, посвящаю тебя, барон Хельмут Штольц, в рыцари. — Он убрал меч. — Встань.

Хельмут открыл глаза и медленно поднялся — это означало, что он наконец стал равным другим рыцарям. Генрих выглядел вполне серьёзным и сдержанным, но глаза его всё-таки улыбались — как будто не было вчерашних переживаний, боли и печальных воспоминаний. «Может, их и правда не было», — мелькнуло в голове Хельмута. Он коротко оглянулся, пытаясь найти в зале Хельгу, однако некогда было глазеть.

Генрих поднял с постамента ремень с ножнами и опоясал им новоиспечённого рыцаря, в то время как два молодых прислужника пристёгивали шпоры к его сапогам. Это было завершением обряда. Теперь Хельмут официально считался рыцарем, имел право участвовать в битвах и брать на службу оруженосцев.

Голова немного закружилась, спасло лишь то, что Генрих мгновенно поймал его руку и пожал, обхватив запястье.

— Что ж, поздравляю, — улыбнулся он. — По-моему, мы оба справились прекрасно.

— Да-да, спасибо тебе огромное, — негромко проговорил Хельмут. — Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Брось, разве я мог отказать?

Барон Штольц кивнул, тревожно оглядывая зал. Наконец он заметил сестру: она стояла с правой стороны в первых рядах и улыбалась. Хельга тоже сняла траур: на ней было шёлковое золотистое платье из многослойной струящейся ткани, а огненные кудри она собрала в замысловатую причёску из