Сага о девочках. Песнь первая - И. Каравашкин

– Ну почему?

– Потому, что у меня ещё есть планы на жизнь, и возможно, даже половую.

– Ути-пути, какой оптимист у нас тут объявился, – просюсюкала мадам, нажала мне на кончик носа пальчиком, и игриво добавила, – хорошо. Мы с тобой ещё спланируем наше следующее мероприятие твоей половой жизни.

– А можно не надо?

– А поздняк метаться. Всё, вызывай мне такси, я реально устала, никаких сил нет. С ног валюсь. Это всё ты виноват.

– Большое спасибо на добром слове. Я очень старался.

– Я это ценю, и расцениваю. Премию ты свою заработал.

– Я за вашу, доброту, госпожа, век молиться буду! – И достав телефон, стал вызывать такси.

***

Моя «Сицилийская защита» сработала на отлично. Правда, я и сам валился с ног почище Мадам Директрисы, но это того стоило. Её дурацкие приставания уже начинают не просто раздражать, но и злить. Тоже мне, нашла себе развлекалово. Вот со своими мажорами пусть и развлекается в своих ресторанах. А я ей не игрушка. У меня своя гордость. И чувства у меня есть. Да, чувства у меня тоже есть.

Да и вообще, опоздала мадама со своими претензиями на отношения. Я теперь сильный и независимый. Может у меня и нет ни с кем отношений, зато у меня есть для кого проявлять чувство ответственности. С этими мыслями я и поднимался по лестнице домой…

Она лежала на лестничной площадке свернувшись клубком. По ступенькам стекала кровь. Я замер не в силах не то, что сделать шаг, но и что-либо сказать. Я просто онемел. А она, услышав мои шаги, приподняла голову и посмотрела на меня невидящим взглядом.

Половина лица была распухшая, а вместо глаза на меня смотрела кровавая дыра. Второй глаз у неё опух и почти не открывался. Одна рука висела плетью, второй она зажимала кровоточащую рану в боку:

– Хозяин… Я пришла… – просипела она еле слышно.

– Да! Да, ты умничка. Ты пришла. Это так здорово! – от противоречивых чувств я почти что заикался.

Я одновременно готов был кричать от радости, что она вернулась, и в то же время, кричать от боли, видя, что с ней сотворили эти нелюди из департамента.

– …попрощаться… – выдохнула моя бедная зверушка.

– Ну нет. Ну почему— попрощаться-то? Мы сейчас к доктору поедем. Я знаю доктора, он самый лучший на свете, он всех лечит. И тебя вылечит! – приговаривал я, подняв её на руки и прижимая к груди одной рукой, второй проворачивая ключ в замке, – потерпи немножко, сейчас станет легче.

Я уложил её на диван и бросился в ванную. Набрал таз тёплой воды, схватил полотенце. Сшибая углы и расплёскивая воду, прибежал в комнату. Поставил таз у дивана. Метнулся к полке с лекарствами. Трясущимися руками неправильно сломал ампулу с анальгетиком, из-за чего всё содержимое пролилось на пол. Достал ещё одну, выдохнул, постарался унять дрожь в руках, и в это раз смог набрать шприц.

Обе мои квартирантки молча разместились рядом с пострадавшей. Одна села у неё в изголовье, другая – в ногах. Обе, с повисшими ушками, смотрели на меня с каким-то виноватым видом, как бы извиняясь, что ничем не могут быть полезны в такой ситуации. Грин гладила голову своей новой знакомой, с которой ещё не успела поздороваться и имени которой не знала.

Я наклонился над тельцем несчастной кошкодевочки, намереваясь закатать ей рукав для укола. Но укол уже не требовался. По израненному телу пробежала короткая дрожь. Ушки поникли. Дыхание прекратилось. Хвост дёрнулся и замер.

Кошкодевочка с именем Скай легла рядом с соплеменницей, свернувшись клубком, и накрывшись пушистым хвостом, посмотрела из-под него на меня полными слёз голубыми глазами.

Что она хотела увидеть? Не знаю. Но вряд ли ей в этот момент хотелось узреть сидящего на полу взрослого мужика держащего в руках бесполезный шприц и рыдающего, как детсадовец, который не обнаружил под ёлочкой заветного подарка.

Да, я сидел на полу и рыдал. Я, может быть, и не рыдал бы, но слёзы сами градом катились из глаз. Потому что было больно. Очень больно. Невыносимо больно. Больно от жалости. От жалости к невинно замученному животному. От жалости к себе и собственной беспомощности. Больно от обиды и ненависти. Больно от осознания того, что такое сотворили такие же, как и я – двуногие и прямоходящие, называющие себя людьми, и считающих себя человеками. Больно от огромного невидимого комка, застрявшего в горле, и не дававшего вздохнуть полной грудью. От всего этого что-то сильно сдавило сердце… а эта чёртова радуга всё не появлялась.

Но зато зазвонил телефон:

– Да. Я. Слушаю, вас, Доктор, – промямлил я, приняв вызов.

– Есть очень важное дело! Приезжайте прямо сейчас! Немедленно! Все! – приказал доктор и повесил трубку.

Это как-то очень странно. Что ещё за дело и почему – все? С чего бы это доктору какой-то кипишь поднимать, мы ведь практически не знакомы, да и дел общих, собственно говоря, у нас с ним нет. Но всё же, что-то меня заставило поверить в важность и срочность какого-то дела. Да и всё равно, куда мне ещё-то обратиться, по поводу утилизации тела нелегального домашнего животного, кроме как к этому человеку?

Завернув тело в одеяло, которое оказалось у меня внезапно последним, понёс получившийся свёрток в машину. Следом с повисшими ушами, бесшумно, как факельщики, шли подружки Грин и Скай.

– Доброй ночи, Локтор, – поздоровался я, когда бессменная дежурная помощница доктора Оливия провела нашу процессию в приёмный покой.

– Да скорее уже – доброе утро, – ответил Доктор. – Так, а с этой что?

– Уже ничего. Для неё всё закончилось, – ответил я, шмыгая носом как подросток.

– Что ж. И такое случается. Оставляйте. Утилизация у нас бесплатная, только нужно пошлину оплатить.

– Да, буду признателен, – протянул я траурный свёрток доктору.

– Подождите пять минут, я быстро, – и доктор куда-то ушёл, унося то, что ещё недавно было живым существом.

– А вот и я, и у меня есть очень важная информация, – сообщил нам возвратившийся доктор.

– Выкладывайте, доктор. Мне уже всё равно, важная, не важная. Хуже не станет, – мне действительно было всё равно.

Внутри у меня было пусто. Какая-то усталость, что ли, и апатия, навалились и пытались своею тяжестью свалить с ног. Состояние было такое, как будто я несколько дней не спал и разгружал вагоны с цементом. Да ещё этот чёртов комок в горле таял чересчур медленно.

– Ну, я вас, конечно же, понимаю, но не стоит совсем терять присутствие духа. У вас ещё есть о ком заботиться, – попытался приободрить