Небесный скиталец - Кеннет Оппель

На взлет!

Некогда таращиться в окно. Я юнга, а на борту сто двадцать пассажиров, и всем надо помочь устроиться. Я показывал им их каюты, объяснял, как работают раковины, туалеты и души, распаковывал чемоданы и рассказывал о распорядке кормежки, и сеансов в нашем кинотеатре, и фортепьянных концертов в холле по правому борту на А-палубе, и…

— Когда мы отправимся? — спросила меня одна леди.

— Мадам, — сказал я, — мы взлетели двадцать минут назад.

Она изумленно повернулась к иллюминатору:

— Но я ничего не почувствовала!

— Именно так, мадам. На «Авроре» лететь мягче, чем на облаке.

А потом подошло время завтрака, и всех нужно было кормить.

Завтрак!

Водоворот звуков и суматоха на камбузе, все жаровни и все печи раскалились, и выстроились в ряд блюда со свежим хлебом, и рулетами, и булочками с изюмом. Сосиски и бекон шипят на сковородах, грибы с помидорами а-ля Портобелло томятся в гриле. И яйца! Даже в курятнике не увидите вы столько яиц, как на нашей кухне во время завтрака. Яйца, приготовленные любым способом, каким только пожелаете: пашот, яичница-болтунья, всмятку, яйца Бенедикт, омлет.

Не позавтракай я до отвала утром, в четыре тридцать, от запаха и вида всей этой снеди точно бегал бы сейчас вокруг, как взбесившийся пес, и ел бы и ел.

Шеф-повар Влад и его повара и помощники по камбузу часами резали перец, помидоры и грибы для омлетов и месили тесто, чтобы все, что подается пассажирам, было свежим. Не так, как на некоторых из этих теперешних дешевых лайнеров, где вы практически всю провизию должны брать с собой, если не хотите голодать половину пути.

Главная кухня у нас на А-палубе, а пекарня — точно под ней, на В-палубе. Свежие булочки и круассаны с пылу с жару прибывают на кухонном лифте едва ли не быстрее, чем мы успеваем их разносить. В столовой первого класса вместе со мной дежурят Баз и Кристоф. Мы уже достаточно давно работаем вместе, и со стороны могло бы показаться, что мы пришли наниматься в балет. И вот мы закладываем виражи между столиками, а корабль плывет, и пассажиры едят, звенят бокалами, требуют еще Утренней Радости на девятый стол и смеются от удовольствия, что у них завтрак в небе, на высоте ста восьмидесяти метров.

Прислуживать в столовой — это не самая большая радость юнги. Но в это утро я улыбался, подавал блюда и твердил: «Да, мадам», «Нет, сэр», и, думаю, даже походка моя была как никогда упругой — потому что очень сильно надеялся, что это мой последний рейс в качестве юнги.

Ходили слухи, что Том Беар, наш младший матрос, по окончании этого рейса собирается подписать контракт с другим кораблем. В прошлом году, после того как мы спасли аэростат, капитан Уолкен сказал, что я заслужил повышение и что, как только освободится подходящая должность, он назначит на нее меня.

Если Том Беар действительно уйдет, значит, в следующий раз, когда «Аврора» снимется с якоря, я буду младшим матросом.

Матросом!

Это мой великий шанс.

Если бы мне удалось стать им, то, может, однажды я сделался бы старшим матросом, потом рулевым, вахтенным офицером — и когда-нибудь, возможно, капитаном корабля вроде «Авроры».

Но это уже будет зависеть от меня.

Скоро, может быть, я стану младшим матросом.

Однако в это утро я все еще оставался юнгой, а за столом номер два желали еще оладий, и я должен был их подать. Они ели с таким остервенением, что вилки высекали искры о ножи; можно было подумать, что это их последняя кормежка в жизни, а не первый вкусный завтрак в ряду многих на борту роскошного воздушного корабля. А если кто ждал, что будет качка и тарелки с вилками станут ездить по столам, так он ошибся. «Аврору», особенно когда у руля капитан Уолкен, не трясет и не раскачивает. Можете поставить стоймя авторучку на стол, и она не упадет до конца обеда.

— Лопают, как оголодавшие обезьяны, — пробормотал Баз, со свистом пролетая мимо меня с блюдом.

— Насытятся они когда-нибудь? — поинтересовался он минутой позже, когда мы снова встретились.

— Держи руки подальше от их вилок, — предостерег он меня, пока мы выписывали пируэты возле кухонного лифта. — Мои мне чуть насквозь не прокололи. Они вот-вот начнут жевать приборы.

— И нас, если мы не поторопимся, — добавил я, и Баз гоготнул и закашлялся, чтобы скрыть это.

Я был в отличном настроении. За окнами виднелись остроконечные башенки Лайонсгейт-Бриджа, рассветные лучи скользили по их верхушкам и заставляли сверкать золоченые львиные гривы. Над открытым морем мы будем примерно через час, но сердце мое уже замирало в предвкушении того момента, когда я увижу бескрайний горизонт и почувствую, что нет ничего невозможного: целый мир раскрыт перед тобой.

— Смотрите! — вскрикнул один из пассажиров, указывая в окно.

Я взглянул в этом направлении. Вдоль правого борта скользил орнитоптер, его отчаянно машущие крылья казались расплывчатыми, когда он заложил крутой вираж перед нашим носом. Это было просто нахальство, и я не удержался, чтобы раздраженно не покачать головой. О чем только думает пилот, вот так проскакивая перед нами? Орнитоптеры — неуклюжие штуки с этими их покрытыми перьями машущими крыльями, и те, кто служит на дирижаблях, склонны относиться как к дурацкому занятию к полетам на них, как и вообще на всем, что тяжелее воздуха. Мы зовем их москитами за крохотные размеры и ноющий звук мотора.

Орнитоптер опять зажужжал рядом, и на этот раз я заметил позади пилота двух пассажиров в защитных очках и кожаных шлемах. И опять они проскочили у нас перед самым носом.

— Что им нужно? — буркнул я Базу, направлявшемуся на кухню с горой грязных тарелок.

— Может, фотографируют.

Иногда попадаются фотографы, которые хотят заснять прибытие и отлет из порта больших шикарных воздушных кораблей, и они нанимают орнитоптеры, чтобы подлететь поближе и сделать хороший снимок. Но я не видел, чтобы там у кого-то в руках была камера.

Мне хотелось узнать, что будет дальше, и, пока завтрак подходил к концу, я решил, что самое время отнести на мостик кофе и булочки с корицей.

— Подменишь? — спросил я База. — Хочу узнать, что к чему.

Он кивнул, ему было любопытно не меньше моего. Баз привык, что я пропадаю в командной рубке, даже когда не на вахте. Я любил наблюдать за офицерами, ведущими корабль, а там было чему поучиться. Я спустился на В-палубу и остановился в пекарне, чтобы загрузить поднос. Балансируя им в одной руке, я поспешил вниз, на килевой мостик, и быстро зашагал к носу корабля. Там в полу был квадратный люк с трапом, ведущим к рубке управления. Я придерживался за поручень другой рукой и не пролил ни капли кофе.

Трап привел меня в радиорубку, расположенную за командной. Все стены ее были заставлены разными устройствами, передатчиками и приемниками, подсвеченными приборами и шкалами. Я поставил дымящуюся кружку с кофе перед радистом, Люком Байардом, который прижимал к ушам наушники, хмурился и исписывал каракулями лист блокнота.