Черный ящик - Майкл Коннелли

Через двадцать лет судьба дарила ему еще один шанс. Пусть и весьма мизерный. Он верил, что в каждом деле незримо присутствовал некий черный ящик. Это могли быть улика, свидетель, неожиданное сочетание фактов, что угодно, дававшее толчок к озарению и пониманию, как и почему все произошло. Вот только в случае с Аннеке Йесперсен никакого «черного ящика» не просматривалось. Лишь две слегка заплесневевшие картонные коробки из архива, не подарившие Босху ни подсказки, ни оснований для оптимизма. В коробках сохранилась одежда жертвы, включая бронежилет, ее паспорт и другие личные вещи. Туда же сунули рюкзак и остатки фотоаппаратуры, найденные позднее в снятом ею гостиничном номере. Никуда не делась и девятимиллиметровая гильза, обнаруженная Босхом на месте преступления. Ко всему этому прилагалась тонкая папочка с бумагами, составленными сыщиками ОПРБ под громким названием «Дело об убийстве».

По большому счету содержимое папки свидетельствовало лишь о полной пассивности следователей ОПРБ. То особое подразделение просуществовало ровно год, и его сотрудникам пришлось разбираться с сотнями преступлений, включая несколько десятков убийств. По сути, они были так же завалены работой, как и сам Босх во время беспорядков.

Силами ОПРБ весь Южный Лос-Анджелес заставили стендами с призывом звонить по «горячей линии» полиции и с посулами вознаграждения за любую информацию, способную привести к аресту лиц, совершивших преступления в те безумные дни и ночи. На других стендах вывесили фотографии неопознанных подозреваемых или жертв. С трех из них смотрело лицо Аннеке Йесперсен с сопроводительным текстом, содержавшим просьбу сообщить полиции любые сведения, имеющие отношение к ее убийству или личности.

Особое подразделение в основном и полагалось на данные, полученные от населения, и доводило до конца только те дела, где быстро появлялись неопровержимые улики. Что же касалось Йесперсен, то никакой важной информации о ней получено не было, а потому следствие, по сути, не сдвинулось с мертвой точки. Это был полнейший тупик. Даже единственное реальное вещественное доказательство с места преступления – та самая гильза – не представляло никакой ценности без сведений об оружии, из которого выпустили пулю.

Из всей работы, проделанной следственной бригадой, полезной для Босха оказалась лишь собранная ею информация о самой жертве. Фамилия женщины произносилась Йесперсен, а не Джесперсен, и была она тридцатидвухлетней датчанкой, а не немкой, за которую все эти двадцать лет ее держал Босх. Работала она на издающуюся в Копенгагене газету «Берлингске тиденне» и была фотожурналистом в полном смысле этого слова. То есть писала тексты и снабжала их иллюстрациями. Более того, она считалась чуть не фронтовым корреспондентом, освещая крупнейшие мировые конфликты и словом, и фотоснимками.

В Лос-Анджелес она прибыла утром второго дня погромов. А к следующему утру оказалась уже мертва. Несколько недель спустя «Лос-Анджелес таймс» опубликовала краткие жизнеописания всех ставших жертвами насилия. В заметке об Йесперсен, для которой взяли интервью у редактора ее газеты и жившего в Копенгагене брата, она описывалась как журналистка, всегда работавшая на грани риска и охотно выполнявшая задания в «горячих точках». За четыре года, предшествовавших ее смерти, она успела стать свидетельницей вооруженных столкновений в Ираке, Кувейте, Ливане, Сенегале и Сальвадоре.

Уличные бунты в Лос-Анджелесе, вообще говоря, не шли ни в какое сравнение с местами настоящих боевых действий, откуда Йесперсен присылала свои репортажи и фотографии раньше. Как выяснила «Таймс», в США она всего лишь проводила отпуск, когда вспыхнули беспорядки в Городе Ангелов. Быстро связавшись с редакцией «БТ», как для краткости называли ее газету датчане, она оставила редактору сообщение, что немедленно отправляется из Сан-Франциско в Лос-Анджелес. Но перед гибелью не успела прислать в газету ни одной строчки и фотографии. Редактору передали ее послание, но поговорить с ней лично он не сумел.

После расформирования ОПРБ нераскрытое дело Йесперсен передали в убойный отдел полицейского участка на Семьдесят седьмой улице, поскольку географически место преступления входило в зону его ответственности. У тамошних сыщиков хватало своих нераскрытых дел, и очередное не стало приоритетом. Новые записи в досье появлялись все реже и касались в основном запросов о ходе следствия, поступавших со стороны. Местные детективы вели расследование, мягко говоря, без особого рвения, но члены семьи и коллеги Йесперсен, успевшей сделать себе имя в международном журналистском сообществе, не забывали о ее судьбе. Письма от них поступали достаточно регулярно до тех самых пор, когда дело списали в архив. После этого все запросы о расследовании убийства Аннеке Йесперсен оставались без ответа, поскольку никто больше не возвращался к собранным материалам.

Странно, но личные вещи покойной остались не востребованными членами ее семьи. В архивных коробках по-прежнему лежал ее рюкзак и все остальное, что передал полицейским управляющий мотеля «Тревелодж» на бульваре Санта-Моника, обнаружив одну из опубликованных в «Таймс» фамилий жертв насилия в книге регистрации постояльцев. Поначалу он посчитал, что Аннеке Йесперсен попросту сбежала из гостиницы не расплатившись, и сложил ее вещи в шкафчик своей камеры хранения. Но, узнав о ее смерти, передал их в распоряжение ОПРБ, сотрудникам которой выделили для работы временные помещения в центральном здании полицейского управления.

В рюкзаке, который Босх достал из архивной коробки, оказались две пары джинсов, четыре белые рубашки из хлопка, набор нижнего белья и носков. Йесперсен явно привыкла путешествовать налегке, упаковав для отпуска не больше вещей, чем взяла бы на войну. Впрочем, она и собиралась в зону военных действий сразу по окончании короткого путешествия по Соединенным Штатам. Редактор ее газеты сообщил «Таймс», что из США Йесперсен должна была вылететь в Сараево, то есть в ту часть бывшей Югославии, где несколькими неделями ранее началась настоящая заваруха. Средства массовой информации уже передавали многочисленные сообщения о массовых изнасилованиях и этнических чистках, так что Йесперсен направлялась в самое пекло. У нее уже был забронирован авиабилет на следующий понедельник, когда вспыхнули беспорядки в Лос-Анджелесе. По всей вероятности, она запланировала здесь лишь краткую остановку, чтобы поснимать погромы в качестве легкой разминки перед тем, с чем ей предстояло столкнуться в Боснии.

В другом отделении рюкзака лежали ее датский паспорт и несколько упаковок неиспользованной тридцатипятимиллиметровой пленки.

Штамп в паспорте свидетельствовал, что Йесперсен прибыла в США через нью-йоркский аэропорт имени Кеннеди за шесть дней до гибели. Согласно данным расследования и публикации в газете, она путешествовала одна и успела добраться до Сан-Франциско, когда был оглашен печально известный приговор, а Лос-Анджелес погрузился в хаос.

Не сохранилось никаких сведений, где еще Йесперсен успела побывать на территории США за пять дней, предшествовавших беспорядкам в Лос-Анджелесе, и никого это не заинтересовало. Следователи явно посчитали, что подобная информация не поможет им раскрыть убийство.

Ясно было другое. Вспышка насилия в таком городе, как Лос-Анджелес, послужила для репортера Йесперсен достаточно соблазнительной приманкой, чтобы изменить свои планы и провести ночь за рулем машины, взятой напрокат в международном аэропорту Сан-Франциско. Утром в четверг, 30 апреля, она явилась в пресс-службу полицейского управления Лос-Анджелеса, где предъявила свой паспорт и удостоверение журналиста, чтобы получить пропуск.