Любовь цвета боли - Полина Жилинская

На душе становится вообще х*рово. С Павлом Борисовичем мы познакомились, когда мне было девятнадцать. Молодой, горячий, бесстрашный. На очередной стрелке мне здорово распанахали бочину и бросили истекать кровью. Он меня увидел случайно, в тот день пошел другим путем. Приволок к себе домой, заштопал и выходил. С тех пор я обрел преданного друга. Периодически мы встречались не из-за его специальности, а просто, чтобы пропустить по стакану виски и поговорить по душам. И это, пожалуй, один из немногих людей в моей жизни, перед кем можно оправдаться.

— Я был уверен в ее виновности на сто процентов. Считал, что на том видео она.

Не сводя с меня цепкого взгляда поверх очков, Павел Борисович приближается и кладет руку мне на плечо.

— Не наломай дров, сынок. Не губи девчонке жизнь, это мой дружеский совет, Макар.

— Да куда уж больше, — усмехаюсь невесело.

— Я вижу, как ты на нее смотришь. Возишься с ней. И я сомневаюсь, что причина твоей заботы — давно забытое чувство вины. Зацепила она тебя, заинтересовала. Если хочешь поиграть, не делай этого. Если же решил серьезно, запасись терпением. Сразу не простит. Зная твой характер, можешь не выдержать, сорваться. Так вот, хорошенечко подумай, прежде чем что-либо предпринимать относительно ни в чем не повинной девушки.

Ободряюще хлопает меня по плечу и выходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Я хмыкаю, глядя вслед Борисовичу. Неужели так заметен мой интерес к девчонке? Или дело в том, что врач слишком хорошо меня изучил за столько лет? Перевожу взгляд на Олю, которая, к моему великому облегчению, перестала дрожать, словно осиновый лист на ветру. Сейчас ее бледное лицо выглядит более умиротворенным, дыхание теперь глубокое, спокойное. Придвигаю массивное кресло ближе к кровати, так, чтобы видеть ее лицо и подвешенный на штативе пузырек. Немного поразмыслив, подхожу к мини-бару и наливаю в стакан виски. Опрокидываю в себя залпом и наливаю еще одну порцию. Устало опускаюсь в кресло и, скользя задумчивым взглядом по маленькой женщине у меня в кровати, принимаюсь потягивать содержимое стакана в ожидании медсестры.

И вот что теперь с ней делать? Отпускать докторшу пока однозначно нельзя. Но не могу же я ее на цепь посадить или запереть в комнате. Почему-то я уверен, что стоит Ольге немного окрепнуть и прийти в себя, она даст жару. Но договориться нам нужно однозначно, другого выхода у нас с ней нет.

Глава 5

Ольга

Пробуждение резкое, словно от толчка. Раз — и я уже не витаю в царстве Морфея, а лежу с всё еще закрытыми глазами, прислушиваясь к непривычной тишине. Поворачиваюсь на бок и сладко потягиваюсь, разминая затекшее ото сна тело.

Охаю. Резкая боль в боку вынуждает на несколько секунд задержать дыхание.

Всё же приоткрываю тяжелые веки и утыкаюсь взглядом в большое панорамное окно, занавешенное прозрачным невесомым тюлем. На миг впадаю в ступор, потому что в моей квартире, скромной двушке на третьем этаже, отродясь не было таких огромных окон.

Скольжу подозрительным взглядом по плотным серым шторам, свесившимся, словно колонны, по краям от окна. Замечаю в углу открытый мини-бар с ровным строем полупустых бутылок, перевожу взгляд на массивное серое кресло у кровати. Зажмуриваюсь, пытаясь сообразить, где я вообще нахожусь. Последнее, что вспоминается, это дача моей подруги Нади, где я проводила свой долгожданный отпуск, грея бока на грядках под лучами сентябрьского солнца.

Переворачиваюсь обратно на спину, разглядываю роскошную кованую люстру на потолке. Плохо дело, потому что в Надькином дачном домике этой безвкусной махины явно не было.

С трудом сажусь в большой кровати, подмечая белоснежное постельное белье, и продолжаю сканировать незнакомое пространство. Одеревенелое тело отзывается глухой болью на малейшее движение. Свободно дышать мешает туго затянутый пояс, надетый под мешковатой, явно мужской футболкой черного цвета.

Господи! Да почему так болит-то всё? Я что, попала под поезд и сейчас нахожусь, судя по довольно роскошной обстановке, в супернавороченной клинике или отеле? По другому сценарию определить свое местоположение у меня не выходит, так как вспомнить, каким образом я здесь очутилась, не получается.

Может, у меня амнезия?

Откидываю одеяло и опускаю ноги на пол, зарываясь босыми ступнями в пушистый ворс светло-серого ковра. Взгляд упирается в стену со светлыми бежевыми обоями. Там две двери. На низенькой прикроватной тумбочке выставлены батареей флаконы капельных резервуаров, что подтверждает догадку о клинике. С толку сбивает лишь небольшой дубовый стол у стены напротив изножья кровати. Он доверху завален папками и документами. Чуть поодаль от стола замечаю еще одну дверь.

Задумчиво перевожу взгляд от одной двери ко второй и третьей, гадая, за какой из них находится уборная. Осторожно поднимаюсь на ноги и, шаркая, словно столетняя бабулька, плетусь к столу. Хватаюсь за него руками и пытаюсь отдышаться. Сильная слабость и головокружение валят с ног. Прислоняюсь бедром к столу и шиплю сквозь стиснутые зубы от ослепившей на миг боли. В замешательстве приподнимаю край футболки, оглядывая уродливые синюшные полосы на коже.

Сглатываю ком в горле. От догадок становится дурно. Но как я ни силюсь вспомнить, что со мной произошло, ничего не выходит: только голова начинает ныть противной болью.

Отлепляюсь от стола, делаю пару шагов на дрожащих ногах и надавливаю на ручку двери, ведущую, слава всем богам, в уборную.

Сделав свои дела, подхожу к раковине и ловлю отражение в зеркале, которое висит на стене в окружении сотни маленьких лампочек. Лучше бы я этого не делала, ради своего душевного спокойствия. Потому что то изможденное чучело, которое я там вижу, не может быть мной.

Поднимаю руку и провожу осторожно пальцами по огромному синяку на скуле, по разбитым губам. Смотрю в широко распахнутые ошалелые голубые глаза, на уродливые черные тени под ними, на впалые щеки и бледную, практически белую кожу лица. Провожу руками по растрепанным волосам, пытаясь хоть немного пригладить непослушную копну.

Что же со мной произошло? Выгляжу я так, словно пережила конец света.

Открываю кран и подставляю руки под теплые струи воды, не сводя глаз с отражения. Провожу влажными ладонями по лицу, наслаждаясь теплыми каплями. Выключаю кран и тянусь к темно-синему махровому полотенцу. Подношу к лицу и замираю, уловив едва ощутимый, но до боли знакомый мужской аромат.

— Нет, нет, нет, — шепчу в ужасе и откидываю полотенце от себя, словно боясь обжечься.

Животный, первобытный страх парализует вмиг оцепеневшее тело. Толпы мурашек пробегают от кончиков пальцев до самых волос. В голове шумит,