Дэлл - Вероника Мелан

Нет, малыш, этой ночью нам обеим не уснуть.

И вдруг пришла мысль: Тони заплатит только завтра, но сегодня, хорошо это или плохо, ко мне в гости заехал безумец, согласившийся исполнять мои желания, так почему бы…

— Все, кого-то понесло.

Кто-то рассудительный внутри меня горестно вздохнул.

— Нет, не понесло! Всего лишь одна просьба!

— С этого, наверное, у всех начиналось.

На мгновенье стало стыдно, но в этот момент желудок заурчал горестно и громко. И я, наступив на горло собственной гордости, спросила.

— Скажите, вы могли бы меня накормить?

Блондин, имя которого я до сих пор не знала, равнодушно кивнул.

Чувствуя себя прескверно от того, что все же решилась воспользоваться «бесплатным сыром», я сдавленно и быстро, боясь передумать, проговорила.

— На углу соседней улицы открыт круглосуточный магазинчик. Вы могли бы купить мне один сэндвич? Только один, больше ничего.

Звякнули ключи от машины. Мотор, который незаметно для меня затих какое-то время назад, снова завелся, вспыхнули фары.

Боже! Что я делаю! Собираюсь ехать в шикарной машине ночью до гастронома, потому что только что выклянчила у незнакомца бутерброд! Это же начало конца… падение на дно.

Но отступать было поздно.

Мужчина переключил передачу и плавным движением повернул руль, выводя автомобиль со двора, прочь от моей квартиры. На разбитой дороге колеса то и дело попадали в выбоины, сиденья мягко покачивались на рессорах.

— Куда?

— Сейчас на главную дорогу, а там налево. Через два дома будет магазин, называется «Островок».

Возможно, именно поэтому крохотная лавка с убогим ассортиментов продуктов называлась «Островком» — лишь свет ее витрин, подобно маяку для полночных пешеходов, освещал темную улицу.

Парковка на пять машин в этот час пустовала. Мы остановились прямо у вдоха, напротив пыльных расходящихся в стороны дверей, заклеенных рекламными проспектами; водитель заглушил мотор и посмотрел на меня.

— Есть разница с чем сэндвич?

— Нет.

Когда он покинул салон, я судорожно сглотнула; без разницы: с колбасой, с курицей, с рыбой… лишь бы был. Картинка завернутого в бумагу хлеба, прослоенного майонезом и кусочками мяса, заставила рот наполниться слюной.

Еда.

Господи, я и правда это сделала. Попросила его купить мне еду… Боже мой, дожилась.

К нытью примешалась злость.

Отдам деньги завтра, когда заплатит Тони. Все до последнего цента, даже сверху приплачу.

Мужчина, тем временем, вошел в супермаркет; его фигура оказалась еще выше, чем я предполагала. Широкий разворот плеч, накачанные ноги, крепкий зад, хорошие ботинки. По светло-русым волосам пробежал отблеск от расположенных над входом ламп. Водитель скрылся внутри.

Я принялась ждать, шалея от сидения в чужой машине. Стоило остаться в одиночестве, как тут же возобновился мысленный хор противоречивых голосов в голове.

Не думать. Не делать поспешных выводов. На все будет время завтра.

Притихшая магнитола высвечивала номер музыкального трэка, поставленного на паузу, прорезь замка зажигания пустовала — ключ блондин забрал с собой; утопленный в цент руля, матово поблескивал незнакомый брэнд автомобиля.

Нужно запомнить, спросить у ребят, что это за марка…

По дороге, колесами разбрызгивая глубокие лужи на обочины, проехала машина и, не притормаживая на красный сигнал светофора, скрылась за поворотом. Пешеходов не было. Темные окна, валяющийся на тротуарах мусор, тихий перестук капель утомившего за несколько часов дождя. Джинсы на ногах почти высохли; кондиционер в салоне работал на обогрев.

Вскоре мой посыльный показался у кассы, что-то положил на ленту, дождался, пока кассир просканирует товар, заплатил. При виде чужого бумажника, появившегося из внутреннего кармана куртки, сердце снова екнуло.

Звякнули, расходясь в стороны, магазинные двери. Мужчина подошел к автомобилю, сел в салон, не глядя, протянул мне сэндвич и вставил ключ в замок зажигания.

Под моими пальцами хрустнула бумага. Желудок радостно забурлил, предчувствуя скорую трапезу, но я не спешила разворачивать упаковку.

Водитель пристегнулся; посмотрел сначала на зажатый в руках сэндвич, затем перевел взгляд на лицо.

— Что теперь?

Буду ли я есть здесь? Он это имеет в виду? Нет, не буду.

Чувство сюрреалистичности усилилось до максимума. Неужели теперь на самом деле я буду решать, что ему делать и куда ехать? В голове мгновенно вспыхнула радость, смешанная с болезненным дискомфортом.

Значит, это правда…

Не позволяя себе заклиниться на анализе испытываемых эмоций, я коротко ответила.

— Отвезите меня, пожалуйста, домой, мне нужно спать. А дальше уже решайте сами.

Машина тронулась.

Как это странно, командовать кем-то…

Уже возле дома я поблагодарила его за сэндвич и, прежде чем выйти из машины, спросила:

— Сколько он стоил?

— Четыре пятьдесят.

— Я завтра все верну.

Блондин не ответил.

Я захлопнула дверцу, и, чувствуя себя престранно, зашагала к дому. Ноги не гнулись, упаковка быстро пропитывалась водой, на плече болталась сумка с ножом. За спиной развернулась машина; на секунду моя тень, испещренная струями дождя, протянулась по земле до самой стены. Шум позади стих. Глядя прямо перед собой широко распахнутыми глазами, напоминающими круглые стеклянные протезы, какие использовали в больницах для замены настоящих органов зрения потерянных в аварии или в драке, я кое-как достала трясущимися пальцами из сумки ключ и вставила его в замок.

* * *

Тучи нещадно поливали город, машина стремительно неслась по дороге, атакуемая мириадами капель. Быстро и бесшумно работали дворники.

— Вы не хотите его забрать?… А купить?…

Дорого, ох как дорого Дэлл заплатил бы за этот нож — гораздо больше, чем она могла себе представить, хватило бы на безбедную жизнь на пару Уровней вперед, а то и больше.

Следом, холодный и непререкаемый, как у бездушного судьи, в голове всплыл голос Начальника, Дэлл помнил каждое слово, сказанное в тот далекий день три года назад, помнил серый полумрак просторного помещения, гулкую тишину и застывшие лица сидящих справа и слева от Дрейка людей.

«…Ты не можешь ни отнять его силой, ни купить, как не можешь и взять, будь предложение построено в вопросительной форме. Ты не имеешь права пытаться вызывать жалость, рассказывая о наказании, или каким-либо другим методом принуждать владельца вернуть тебе нож. Только если человек сам, добровольно, не спрашивая тебя о согласии, вернет его тебе, ты станешь свободен».