Вообразить будущее: Креативный подход к изменениям в бизнесе - Бет Комсток

Конечно, у Дж. Р. имелась и, так сказать, человеческая сторона: он обожал свою жену и свою дочь, которая неуклонно теряла зрение. Но он как-то ухитрился вызвать всеобщую нелюбовь к себе. Он сидел, как сыч, у себя в кабинете, держа дверь вечно закрытой и раздавая односложные распоряжения через помощника, — а всю нашу офисную работу с ее нехитрыми требованиями превратил в непередаваемую казенщину.

Работая с Дж. Р., я никогда не позволяла себе откровенного неповиновения — я вела себя тихо. Разве что изредка закатывала глаза, выражая некоторую непочтительность исключительно мимикой. Чтобы отвести душу, я сплетничала о Дж. Р. с коллегами. Мы очень жалели друг друга — это помогало спустить пар и не сойти с ума, но по сути ничего не давало. Мы могли злословить хоть весь день напролет — положение вещей оставалось неизменным. Дж. Р. никуда не девался и по-прежнему был нашим шефом.

А потом, когда я проработала на этом месте около года, руководитель нашего управления Бетти Хадсон, которую я про себя называла кинозвездой (ходили слухи, что она однажды сыграла крутую красотку в фантастическом триллере), вызвала нас с Дж. Р. в свой кабинет на шестом этаже (там, на шестом этаже, сидело все высшее руководство). В моей памяти он остался кусочком корпоративного рая — ряды идеально прибранных рабочих столов, полки под мрамор с латунными безделушками, на которых ни пылинки, официанты в перчатках разносят на серебряных подносах исходящий паром кофе… Дж. Р. не счел нужным загодя ввести меня в курс дела, хотя прекрасно знал, чему будет посвящена встреча.

А дело было в том, что незадолго до того меня процитировали на первой полосе The New York Times. Собственно, я просто выдала наше вполне стандартное заявление по поводу очередного нормативного акта, касающегося медиаиндустрии. Но я не обговаривала его с Бетти. И когда Бетти, в бешенстве от публикации, явилась к Дж. Р., он продал меня с потрохами.

Бетти принялась меня чихвостить, на пальцах объясняя мне протоколы NBC для тех или иных случаев. А Дж. Р. как-то странно улыбался.

— У нас так не принято, — забубнил он, вторя Бетти. — О чем ты только думала?

Я сердито покосилась на него. Моя работа как раз и состояла в общении с журналистами. Да и общее содержание заявления предварительно одобрили. И тогда я спросила себя: «A почему я, собственно, должна это терпеть? Почему я должна оглядываться на каждый окрик надсмотрщика?» И мне не нужны отговорки, почему я не сумела постоять за себя и провести перемены в жизнь.

А у Бетти был консультант по менеджменту — слащавый парень из какого-то южного штата по имени Джимми. И я направилась прямиком в его кабинет — пожаловаться на менеджерские несуразности Дж. Р. Обсудив мою жалобу с нашей командой — то есть со мной, с Бонни и еще с несколькими сотрудниками, — Джимми выдвинул идеальное бюрократическое предложение: «Может, напишешь доклад, дашь какие-то рекомендации?»

«Доклад так доклад», — подумала я. И с головой ушла в его составление — а в октябре 1989 году представила нашему Дж. Р. своего рода досье под названием «NBC моими глазами»: восемь страниц разочарований, постигших меня во время работы в нашем управлении. Скажем, нехватка творческого мышления у топ-менеджеров и слишком осторожное отношение к новым идеям, а также отсутствие у сотрудников любой возможности как-то себя проявить.

Я без обиняков написала, что Дж. Р. придурок, совершенно не владеющий словом. В частности, у него имелась препротивная привычка лить воду и разводить канцелярит, чтобы звучало «солиднее»: вместо «перекрестное опыление» у него получалось что-то вроде «процесс обоюдного взаимодействия, приводящий к существенному повышению взаимной опыляемости». Дж. Р. встретил мой доклад в штыки:

— Что ты имеешь в виду? Что я такого сделал?

Можно подумать, он открыл что-то для себя новое.

А потом… а потом ничего не произошло.

Тогда-то я и поняла, что надо уходить из NBC. Мне не светило повышение, пока Дж. Р. сидит на своем месте. Ко мне никто не прислушивался — и шансов, что это изменится, похоже, не было. Местные «охранники» пресекали любые попытки выйти из-под их власти. В общем, этот доклад не ослабил хватку Дж. Р. — а вот мой собственный голос, пожалуй, заглушил.

Когда пытаешься улизнуть от «охранников», чтобы бесстрашно продвигать свои идеи, это почти так же страшно, как и следующий этап — расчистка пути. Чтобы сказать себе «Вперед, путь свободен!», сначала надо заглушить внутренний голос, который верещит, что все это слишком опасно. И надо быть готовым к тому, что коллеги, друзья или родные назовут вас чокнутым.

Вот что я усвоила за годы своей карьеры: тем, кто продвигает радикальные перемены, требуется твердокаменная вера в эксперименты, нетерпимость к сидению сложа руки, стремление вводить новшества и действовать смело и уверенно — а также понимание, что прокладывать новые пути надо не как наблюдатель, а как участник. Иногда надо позволять себе воспринимать работу как веселый бунт. Это помогает порвать с бессмысленными правилами, а не бездумно им следовать; отбрасывать нерабочие идеи и сценарии; обходить «охранников», хамов, бюрократов с их заморочками — словом, всех душителей перемен. Привычка «позволять себе» вселит в вас уверенность, что вы и только вы контролируете и свою карьеру, и свою жизнь в целом, что бы ни творилось вокруг.

После той встречи с участием Дж. Р. я напомнила себе, что у моей жизни хозяйка одна — я сама, так что нужно прокладывать курс самостоятельно. И я позволила себе улизнуть от «охранника» и найти другой путь. В конце 1989 года я нанялась на пиратский корабль — он как раз и был призван прогнать надсмотрщиков, засидевших прежнюю корпоративную культуру. Корабль назывался CNN, а атаманом тамошних пиратов был Тед Тёрнер.

Влажные руки Теда Тёрнера

Еще в мои школьные годы люди часто не понимали, как ко мне относиться.

Я могу показаться холодной и даже высокомерной, хотя сама я этого совсем не ощущаю. Просто по натуре я интроверт, и я до сих пор борюсь со своей привычкой поначалу держаться с людьми настороженно. Прибавьте к этой природной сдержанности некоторую неуверенность в себе (особенно на старте карьеры), и вы поймете, что сойтись со мной не слишком-то легко.

Помню, в колледже мы «одолжили» у кого-то трехколесные велосипеды и лихо нарезали круги. И кто-то заметил: «Ух ты, с тобой прикольно! А по тебе и не скажешь».

С возрастом я поняла, что моя природная любознательность и особая черта, которую я называю социальной смелостью, способны компенсировать нехватку уверенности и общительности, которые попросту не свойственны моей натуре. В таких случаях я всегда считала, что лучший путь — обходной. Особенно ярко это проявилось во время моей работы в CNN. Любопытно, что огромную роль тут сыграли влажные руки Теда Тёрнера…

Я перешла в Turner Broadcasting незадолго до того, как CNN снискала славу во время войны в Персидском заливе 1991 года. Эта сеть занимала на рынке чуть менее почтенное положение, чем NBC (у Тёрнера была своя федерация реслинга, выпускавшая несколько шоу), но ее программы были необычными, захватывающими и по-хорошему легкомысленными.