В дерзновенном полете - Святослав Филиппович Виноградов

знал, что о них не имеют известий уже десять дней, и уговорил одного из ненцев съездить на оленях на радиостанцию Канина Носа с письмом.

На следующий день, 25 августа, в Архангельске и на Маточкином Шаре получили радиограмму, в которой сообщалось, что получено письмо от летчика Чухновского. При первой возможности он вылетит на Колгуев.

Сняться с этой опостылевшей стоянки удалось в тот же день. Облачность была низкой, дул довольно сильный встречный ветер с северо-востока. На море большая волна, — значит, на воду не сядешь в случае чего. Но лететь надо. Поднялись, взяв курс на южную оконечность острова Колгуев. То тут, то там полосы дождя закрывали горизонт, то и дело обходили низкие дождевые тучи. Временами входили в них. Нелегкими были эти 90 минут, когда шли др становища Бугрино на южном берегу Колгуева. Но вот и становище. Можно вздохнуть с облегчением. Тем более, что сюда завезен бензин.

На заправку понадобились чуть ли не сутки: горючее оказалось довольно далеко от берега. Зато погода немного улучшилась к утру, когда вылетели в Малые Кармакулы — становище на западном берегу Новой Земли. Это, пожалуй, был самый ответственный участок перелета. Предстояло пройти 440 километров над открытым морем.

На высоте в тысячу метров по компасу взяли курс прямо на юго-западную оконечность Новой Земли — Костин Шар. С высоты тысячи метров не сходили: здесь дул попутный ветер. Море виделось иногда в редкие окна. Когда, по расчету, оставалось минут пятнадцать лета до Новой Земли, опустились, пробили нижний слой облаков и сразу увидели остров Междушарский.

На самолете Чухновского потек радиатор. Пришлось сесть, чтобы долить воды. Едва успели долететь до Белушьей губы и опуститься у промыслового становища, как лег туман.

27 августа туман на короткое время рассеялся. Паузой сумели воспользоваться, чтобы перелететь к заливу Моллера. Но успели едва-едва. У самого залива туман, наступавший с моря, прижал прямо к земле. Он шел за отрядом, наступая на хвосты гидропланов. Только сели у Малых Кармакул — туман на целые сутки закрыл становище.

Наконец утром 29 августа отряд преодолел последний отрезок так затянувшегося пути. Баренцевым морем прошли до входа в Маточкин Шар. Отсюда повернули на восток, вдоль пролива, — все отлично знакомые Борису места, и вот она радиостанция.

Машина Чухновского пришла почти без воды: течь радиатора увеличилась.

Так завершился первый в истории Арктики длительный перелет, который открыл целую серию знаменитых полярных рейсов.

А для Чухновского и его авиаотряда без всякой передышки просто начался следующий этап работы— осмотр и ремонт машин и одновременно разведка льдов, определение рельефа дна, фотографирование берегов Новой Земли.

Летали весь сентябрь и в одиночку, и парой.

27 сентября Борис с Родзевичем в последний раз за это полярное лето поднялись в воздух на ледовую разведку.

А на другой день мощные подъемные механизмы «Мурмана» подняли гидропланы на борт «Таймыра». 30 сентября «Таймыр» направился на запад, к Архангельску.

Эти две полярные экспедиции — 1924 и 1925 годов — сделали морского военного летчика Б. Г. Чухновского полярным летчиком, дали ему драгоценный арктический опыт.

Искуснейший летчик страны, проведший много часов в воздухе над морями и льдами, человек высокой гражданственности, он много размышлял о роли авиации в освоении нашего Севера.

Несколько позже Чухновский писал по этому поводу в статье, опубликованной в «Известиях». Статья заканчивалась словами: «Не чрезвычайными по дальности и геройству перелетами, а планомерным использованием самолета для исследовательских и практических работ по использованию сырьевых и других богатств Севера мы сослужим великую службу Советскому Союзу».

Страна в это время накапливала силы и исподволь готовилась к предстоящему штурму Арктики.

Сигнал SOS принимает Россия

В конце января 1928 года на страницах советских газет в потоке иностранной информации мелькнуло немногословное сообщение: «Ленинград, 27 января. Итальянский консул в Ленинграде получил сообщение, что перелет генерала Нобиле на Северный полюс состоится во второй половине апреля».

Появлявшиеся изредка после этого газетные строчки с такой же предельной краткостью освещали основные этапы подготовки дирижабля «Италия», начало и ход перелета вплоть до того трагического дня 25 мая, когда радиостанция воздушного корабля замолчала, и замолчала надолго.

Советская общественность довольно сдержанно отнеслась к готовившемуся арктическому путешествию. Оснований для такой сдержанности было больше чем достаточно.

Начать хотя бы с того, что экспедиция организовывалась Италией — первой страной фашизма. Ее субсидировали главным образом фашистские газеты, безудержно рекламировавшие предстоящий перелет. Правда, сам Нобиле всячески подчеркивал научный характер своего предприятия. И в самом деле, он уделял научной стороне много внимания, имел обширную программу исследований. Но независимо от его замыслов фашистское руководство, санкционируя перелет, преследовало вполне определенные политические цели. Режим Муссолини, переживавший немалые трудности внутри страны, нуждался в рекламе любыми путями и средствами.

Сумасбродные и нелепые по сути своей притязания итальянского фашизма едко высмеял Михаил Кольцов в одном из фельетонов, опубликованных тогда в «Правде»: «Итальянцам, изволите ли видеть, надо закрепить свои права на полюс. Не может их правительство обойтись без полюса. Не так воспитаны.

Что до того, что в Италии и снег-то выпадает раз в десять лет. Что до того, что из Рима хоть три года скачи, ни до какого севера не доскачешь. Если голландской королеве принадлежит остров Ява под тропиками, почему бы итальянскому королю не иметь колонии на Северном полюсе и не вставить этот полюс в виде какой-нибудь дополнительной алмазно-ледяной шишки в герб Савойской династии?»

Муссолини вынашивал замыслы о возрождении «Великой Римской империи». Сколько раз с балкона Венецианского дворца в Риме он вещал об этом! Если бы удалось для начала открыть в безбрежных просторах Ледовитого океана какой-нибудь клочок земли, какой-нибудь захудалый островок… Его, конечно, назовут «Землей Муссолини», и тень фашистской свастики протянется от Средиземного до арктических морей.

Фашистские газеты проговаривались иной раз о притязаниях правительства чернорубашечников на Землю Франца-Иосифа. Существование этой земли впервые предположил русский моряк Николай Шиллинг, который еще в 1865 году писал о том, что между Шпицбергеном и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу от Шпицбергена и удерживает льды за собой. Несколько позднее такую же мысль высказал известный географ, революционер, один из теоретиков анархизма, Петр Кропоткин.

Это предположение, основанное на изучении течений в Ледовитом океане, подтвердилось австро-венгерской экспедицией в 1873 году. Открытый ею архипелаг получил название Земли Франца-Иосифа. Экспедиция снаряжалась Б Триесте, который в 1919 году отошел к Италии. Вот откуда шли притязания итальянских фашистов.

Не очень большой популярностью пользовалась у нас в то время фигура Умберто Нобиле,