Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая - Вера Камша

– Успел Баата. Он объявил об учреждении академии, когда узнал о морисках. Человек, которого здесь убили, должен был приглашать в Кагету перепуганных ученых. Они вам нужны?

– Нет, но вы могли бы получить мантию, объяснив причину редкости черных ройес даже в сравнении с алыми. Как мы только что установили, первые при соблюдении некоторых условий получаются из вторых.

– Но я не знаю этих условий, – в голосе принцессы звучало что-то похожее на отчаяние, и вряд ли из-за недостижимости высокоученой тряпки.

– Это и не нужно. Академики никогда не объясняют всего и сразу, как кот не вылавливает в подвале всех мышей. Ваше дело намекнуть на ряд условий, и каждое из этих условий, мнимое ли, настоящее, удостоится диссертации, а возможно, и не одной. Ваше высочество, вам нравится Эпинэ?

– Да!

– Мне тоже. Двое из четверых не так уж плохо…

– Я вам не академик! – обычно добродушная кардинальша сегодня держалась почти воинственно. – И я не собираюсь ломать мозги о намеки. Что не так уж плохо?

– Все! – Алва удивленно поднял бровь. – Мы, вы, собака, погода, горы, груша в ваших руках. Или она являет собой печальное исключение, и поэтому вы ее не доедаете?

Ответом стал хруст, сделавший бы честь самому Котику. Этери улыбнулась, Рокэ – тоже. Если б не алатка, Марсель свистнул бы пса и отправился глянуть, что творится по ту сторону дома, но раз нельзя оставить вдвоем, лучше остаться впятером, тогда злость двоих делится натрое. Задумавшийся над сим арифметическим казусом виконт не сразу обратил внимание на лай, в котором, впрочем, не было и намека на злость или тревогу. Котик зачем-то сунулся к дому, унюхал слугу и давал понять, что уединению конец.

– Мухр’ука хочет знать, не надо ли нам чего, – объяснила Этери. – Я велю ей принести гитару.

– Гитара от несведущих рук глохнет, скажите мне, куда идти… Или проводите.

– Я провожу.

– А мы с Готти развлечем ее высочество, – вызвался Валме. – Котик!

Котик откликнулся, но не подбежал – был занят. У Мухр’уки, несомненно, имелось что-то притягательное, но то ли старуха не спешила с подношением, то ли волкодав не желал угощаться из чужих рук. В любом случае, он призывал хозяина.

– Простите, – извинился виконт, – мы сейчас.

Матильда все еще сражалась с грушей, а Рокэ с Этери смотрели друг на друга. Валме очертил вокруг сердца что-то бакранское и отправился улаживать котиковы дела. Волкодав продолжал солидно облаивать невидимую за кустами служанку, виконт велел ему замолчать, и тут раздалось сдавленное:

– Кто здесь?

Говорил мужчина, и говорил на талиг. Без малейшего акцента! Валме припустил вперед, ему и оставалось-то несколько шагов. Дверь в обиталище Этери была распахнута и за нее держался кто-то высокий и потрепанный. Сверху он был совершенно незнаком, но сапоги… сапоги были те самые!

– Прощу прощения, сударь, – владелец сапог был явно взволнован, – не могли бы вы сказать, где я и… Здесь лето?!

– Осень, – охотно объяснил Марсель. – Это Хандава. Бывшая резиденция кагетских казаров, сейчас она принадлежит бакрийской короне. Вы, видимо, только что из стены? То есть, я хотел сказать, из Талига?

– Я… – Высокий пошатнулся и сел, чуть ли не рухнул на порог, умудрившись при этом обхватить голову. Валме хотел спросить, не нужно ли ему чего – не успел. Незнакомец окинул виконта диким взглядом и провыл:

– Надор! Мне нужно в Надор…

В том, что он жив, Иноходец уверился, встретив на дороге безбожно навьюченного осла, которого понукал одетый по-кагетски старик. При виде всадника с заводным конем бедолага рухнул на колени и принялся желать благородному казарону доброй дороги и великих побед. Благородный казарон Эпинэ потряс головой и поежился. Для Рассвета старик был слишком несчастен, а в Закате не мог стоять такой холод, оставалась осенняя Сагранна. Робер торопливо – от чужих унижений ему становилось неловко – махнул рукой, проехал с полсотни шагов и едва не залепил себе за тупость подзатыльник. Сона покорно повернула, вставший было старик вновь бухнулся в рыжую мертвую хвою. Он был похож на своего осла – такой же тощий и забитый.

– Поднимись, хороший человек, – полузабытые слова выговаривались с трудом, но кагет вроде бы понял. – Скажи, замок кого из казаронов ближе других?

Оказалось, Хандава. Бывшая резиденция Адгемара, вроде бы отошедшая к слепленной из ничего Бакрии. Кроме того, неподалеку имелся монастырь, а за рекой лежала большая деревня с винной ярмаркой.

– Там Кагета, – объяснил старик, беря своего осла за узду. – Тут уже нет. Отобрали.

Робер окинул взглядом сгорбленную фигуру, потянулся за кошельком и понял, что у него нет ничего. Совсем. Готовясь к скачке и бою, он освободил себя и Дракко от всего лишнего, и заплатить хотя бы за лепешку было нечем. Осталось развести руками и торопливо отъехать.

Мысли разлетались сухими, готовыми вспыхнуть листьями. Робер то беспокоился об Эрвине, который был слишком хорошим всадником, чтоб упасть с лошади живым, то принимался сочинять письмо Валмону, то лихорадочно составлял кагетские фразы, готовясь к объяснению с охраной Хандавы. Не потребовалось. Измотанная Сона всхрапнула и вытянула шею, давая знать о приближении чужих лошадей, еще более измученный и потому расседланный Дракко тоже насторожился. Пистолеты, в отличие от денег, у Робера имелись: две собственных пары и третья, оставшаяся в ольстрах Литенкетте. Заряжены были все, но Иноходец слишком устал, чтобы их вытаскивать; он не собирался ни останавливаться, ни прятаться, ни понукать несчастных лошадей, и те понуро шагали по мягкой лиственничной хвое, а вокруг алела и золотилась горная осень, которую Иноходец однажды уже видел. Тогда он почти разучился чувствовать и просто куда-то ехал, увозя в себе поражение, потерю и вползавшую в тело болезнь; сейчас Робера опять била дрожь, на этот раз от обычного холода и усталости. Гадать, кто появится из-за ближайшего поворота, и то не имелось сил, да и не угадал бы он никогда!

Первым на дороге возник светлый пес, ужасно похожий на окончательно обросшего Готти. Завидев Робера, волкодав остановился и коротко, деловито гавкнул, он явно звал хозяев, и те не замедлили появиться. Дюжины две всадников во главе с широкоплечим здоровяком чувствовали себя в больше не Кагете как дома – ехали свободно, а завидев незнакомца, и не подумали хвататься за оружие. До встречи оставалось шагов пять, когда одетый по-варастийски предводитель осадил гнедого и уставился, нет, не на Эпинэ, на лошадей. Заминка оказалась короткой, варастиец резко выслал коня, и Робер не поверил своим глазам.

– Сударь, – в такую удачу поверить в самом деле трудно! – Вы ведь… Коннер?

– А то нет? – живо откликнулся адуан. – Их жаб… Эпинэ! Вот ведь… А мы тут думали, вы у себя шуруете!