Случай Растиньяка - Наталья Миронова

Хранить картины в тесной квартирке было негде. Однажды Алик, когда ее не было дома, взял и выбросил все на помойку. Катя не стала устраивать скандал, но после этого случая долго с ним не разговаривала. И все-таки ей пришлось сдаться первой: невозможно вести постоянную войну, когда тут же рядом – маленький сын.

Ее взяли бы на факультет живописи, но она сознательно пошла на графику: это был верный кусок хлеба. К тому времени, как она окончила институт, Санька уже пошел в школу. И даже Алик наконец «завязал» с шабашниками, открыл в Москве небольшую фирму по отделке квартир. Впервые за все время их злосчастного брака в доме появились деньги, Катя раздала долги, наладилась некая видимость нормальной жизни.

Правда, видимость была очень относительная. Не в силах скрывать отвращение к мужу, Катя, под тем предлогом, что он храпит и ей мешает, стала спать на небольшом диванчике в кухне. Диванчик был ей маловат, приходилось спать скрючившись, вытянуться было невозможно. Катя не высыпалась, но это было лучше, чем спать в большой комнате на раскладном диване рядом с Аликом. Меньшую комнату они с самого начала отдали сыну.

Поначалу дела у Алика пошли вроде бы успешно. Окрыленный, он заказал для фирмы роскошную вывеску с надписью «Внутренние интерьеры» и страшно разозлился, когда Катя объяснила ему, что это неграмотно.

– Грамотная выискалась! – кричал он. – Могла бы и помолчать. Знаешь, сколько я в эту вывеску бабла вбухал?

– Не кричи, – морщилась Катя. – Сколько бы ты ни заплатил, она все равно неграмотная. Интерьер – это и есть внутреннее пространство.

Вывеску пришлось поменять, и Алик еще долго злился за это на Катю.

Он вообще удивительным образом умел винить в своих неудачах кого угодно, только не себя самого.

– Все из-за этих, – сказал он как-то раз, окинув злобным взглядом окружающие его мастерскую панельные девятиэтажки. – Из-за них раскрутиться толком не могу.

– Это ты о ком? – не поняла Катя, приехавшая взглянуть на новую вывеску.

– Дура, что ль? Все из-за этих нищебродов! Они ж удавятся, но ремонт не закажут.

– Как тебе не стыдно? – возмутилась Катя, когда до нее наконец дошло. – Мы в таком же доме живем!

– Ну, положим, у нас шестнадцать этажей…

– Слово-то какое нашел, – не слушая его, продолжала Катя. – Нищеброды! Сам-то ты кто? Можно подумать, ты рос среди штофных обоев и персидских ковров! А хочешь престижных клиентов, арендовал бы мастерскую где-нибудь на Золотой миле.

– Ну, ты тупая… – протянул Алик. – На Золотой миле метр знаешь сколько стоит?

– Знаю, – отрезала Катя, хотя понятия не имела о стоимости недвижимости на Остоженке. – Вот и не вороти нос от соседей, раз уж на Золотую милю не тянешь.

Алик еще что-то нудил, но Катя решила не обращать внимания.

Она окончила институт и устроилась работать художественным редактором в научно-технический журнал. Это была, мягко говоря, не мечта всей ее жизни, но журнал выходил раз в месяц, работа была необременительной, в редакции у нее появились друзья. А Этери Элиава, ее главная подруга со времен «Сурка», подбрасывала Кате разовые заказы на оформление книг в других издательствах. Там и платили больше, и работа была куда интереснее.

Впервые за долгое время Катя вздохнула свободно, впервые смогла хоть приодеться немного. Алик тоже решил проявить широту души. Сам он давным-давно, еще во времена своих скитаний по стране, обзавелся машиной, а теперь предложил купить машину Кате. Она согласилась: ей страшно надоели путешествия «на перекладных» с мыса Дежнева в город и обратно.

Катя пошла в автошколу, и оказалось, что она просто создана для вождения. В отличие от большинства женщин она спокойно, не дергаясь, без истерик и бабьего визга, села за руль рядом с инструктором, плавно тронулась с места и поехала. Она скрупулезно выучила все правила, инструктору так и не удалось подловить ее ни на чем. Катя сдала экзамен с первого раза – редкий случай, почти рекорд!

Алик торжественно повез ее в автосалон выбирать машину. Они купили «Жигули», на большее денег не хватило, хотя сам Алик давно уже раскатывал на иномарке и даже купил себе бокс в гараже неподалеку от дома. Увы, второго места в гараже не нашлось, Катину машину пришлось оставить под окнами во дворе. В первую же ночь она исчезла: видимо, следили от самого автосалона. В милиции Кате сказали, что «Жигули» – самая угоняемая марка. Не потому, что самая лучшая, а потому, что с запчастями в стране беда. Новые машины угоняют исключительно с этой целью: разобрать на запчасти и продать. В разобранном виде «Жигули», как выяснила Катя, стоят гораздо дороже, чем целая машина, но чтобы получить эти деньги, машину надо сперва угнать.

Она все-таки оставила в милиции заявление об угоне. Ей усиленно намекали, что дело это безнадежное, но она настояла на своем. Надо было получить хотя бы страховку. Страховку выплатили. За эти деньги можно было купить разве что колеса с кузовом, но без мотора. Катя истратила их, чтобы оплатить Саньке поездку в летний образовательный лагерь в Англии. Ей хотелось, чтобы сын свободно владел английским. Сама же она смирилась с тем, что машины у нее никогда не будет.

Потом Алик загорелся строительством дачи. Катя советовала сначала купить квартиру попросторнее и поближе к метро, но он заявил, что ему и тут хорошо, купил в Подмосковье участок и отгрохал такие хоромы, что Катя просто онемела.

– Зачем нам двенадцать комнат? – спросила она, когда к ней вернулся дар речи.

– Мне нужна дача! – гремел Алик. – Я работаю как вол, могу я хоть раз в неделю ночь поспать на свежем воздухе?

– Для этого не нужен двухэтажный дом, – говорила Катя, но он ее не слушал.

– Ты ничего не понимаешь!

На самом деле все она прекрасно поняла. Неподалеку от того места, где он выстроил дом, начали возводить престижный коттеджный поселок, и Алику хотелось не ударить в грязь лицом. Он вообще любил пустить пыль в глаза. В нем удивительным образом сочетались черты люмпена и парвеню. Дома, где его никто, кроме жены и сына, не видел, у него были самые что ни на есть простецкие замашки, привычки и ухватки. Он ходил в майке-алкоголичке и трикотажных синих трениках, пузырящихся на коленях, обожал шлепанцы без задников, охотно ел с газетки прямо из консервной банки и, уж конечно, оставлял за собой немытую посуду. Босяцкая простота, ненавистная Кате, была его идеалом.

Но на людях Алик появлялся в костюме от Гуго Босса, звал гостей на дачу и непременно, как Карандышев из «Бесприданницы», закупал всего самого лучшего, разве что, в отличие от Карандышева, не переклеивал этикетки на винных бутылках. Впрочем, в вине он ничего не смыслил и наедине с женой откровенно называл его квасом. Зато Алик пристрастился пить виски – «вискарь», как он говорил, – и текилу, а водку стал откровенно презирать.

Катя терпеть не могла виски, даже запаха не переносила. Сколько Алик ни пытался ее убедить, что-то объяснить насчет «сингл молт» замечательной марки «Гленливет», она и в этом односолодовом виски двенадцатилетней выдержки слышала сивуху. Когда на дачу или домой съезжались гости, Катя могла под настроение выпить рюмочку водки, а потом переходила на вино. Правда, Алик, обожавший спаивать женщин, громогласно уверял, что градус можно только повышать, а ни в коем случае не понижать. У Алика было в запасе много таких житейских премудростей типа «Пиво без водки – деньги на ветер». Катя пропускала их мимо ушей.