Касание Воды - Михаил Липарк

— Да, у нас есть традиции, жители Дастгарда! — доносился с эшафота голос Рогара Вековечного. — Одна из этих традиций — прятать свое лицо…

— А теперь найди способ убраться отсюда. — Гном видел, как лоб чародейки покрывается холодным потом. — Ты уже ничем не поможешь южанину. Можешь вместе с ним сыграть в ящик… но тогда никто не отрежет язык королю, когда придет время.

— Я знаю, что страх не позволит мне просто приказом убедить вас снять с лиц эти маски… Именем своим и Хранителя Порядка Санли Орегха…

Гном положил руку на плечо чародейке.

— Вот и славно. Я знаю, что ты понимаешь, о чем я, женщина. Завтра у нас будет время поболтать и обсудить случившееся.

— …именем усопшего Дориана Орегха, моего верного друга, и всех почивших в борьбе с мерзопакостной магией…

— Но сейчас иди! Лошадь, что слева, уже распряжена.

— …я прошу вас добровольно. Вслед за моей короной…

— Она повезет тебя. А теперь до встречи, человеческая женщина!

— …кинуть маски, открыв свои лица, и каждый получит по три ситема в обмен на свою маску. Тот из вас, кто не подойдет за золотом, окажется под пристальным вниманием Защитников Ордена, которые уже окружили Штормплац. Все люди и нелюди, вызвавшие подозрение, будут находиться под наблюдением до самого конца следующего Солнцестояния.

Некоторое время лица в масках переглядывались, бросая нерешительные взгляды то друг на друга, то в сторону эшафота, ожидая, казалось, какого-то более конкретного призыва. Горожане перешептывались, прикладывали руки к накладным аксессуарам, с осторожностью придерживали спутников, которые были готовы выйти и сбросить с себя инкогнито, но все еще тянули.

Рогар Вековечный снял корону с головы, и она разбилась о мощёный камень перед эшафотом, гремя на округу стуком золота и драгоценных камней, выпавших из отверстий в ней.

Следом из самой гущи нерешительной толпы, расталкивая зевак со своего пути и держа маску высоко над головой, вышел молодой мужчина. Он показательно бросил деревянную волчью морду рядом с разбившейся короной и протянул руку за наградой. Три золотых монеты выпали из руки короля и исчезли в кулаке смельчака.

Народ сдался. Маски начали падать одна за другой на то место, которое обозначил своим примером король. Монарх стоял на возвышенности и наблюдал, как каждый горожанин и гость столицы получает свои деньги уже из рук паладинов, стоящих на страже быстро образовывающегося пригорка из ставших никому не нужными предметов. Защитники взяли Штормплац в кольцо, а за его пределы отпускали только тех, кто уже выполнил ненавязчивый королевский указ.

— Богохульство! — запричитали старики, не желая открывать свои лица, и заметались из стороны в сторону по площади.

Некоторые из них старались остановить тех, кто шел получить свое золото, но их нещадно отталкивали, не желая слушать.

— Грех! — вопили сбитые с ног несчастные.

— Да будет милостива к нам Касандра! Ибо не по своей воле мы издавна сложившуюся традицию нарушаем… — кто-то, чье лицо оставалось скрыто, стоя на коленях, молил Богиню.

— А гномам что полагается, Ваше Величество? — выкрикнул Гровин Баггз из толпы собратьев, оказавшийся на месте подле эшафота и преградивший возможность остальным в очереди обменять свое имущество. — За то, что с самого рождения свои рожи не скрывали, а сегодня и подавно.

Вода в фонтане, что разливал струи в огромную чашу вокруг себя посреди Штормплац и на которую сейчас никто не обращал внимания, вдруг запенилась и забурлила.

— Ваше Величество! Я к вам обращаюсь! — не успокаивался гном. — Или этот ваш указ из того же ряда, когда еще Генор Уйлетан нашим предкам пообещал несметные богатства за то, что мы в горы уйдем, а как эти богатства в королевских закромах закончились, так сразу слова свои обратно взял? Глядишь, вашего золотишка до конца очереди не хватит! Правильно говорю.

Покрасневший от ярости король хотел было ответить дерзкому гному, но вода в фонтане забурлила сильнее, теперь поднимаясь еще выше и теперь уже привлекая внимание всей толпы, стоящей вокруг.

— Это Боги гневаются! Говорю вам, люди добрые! — горланил один из стариков, тщательно противящийся обличению лиц и до сих пор хватавший всех прохожих за руки, лишь бы только те обратили на него внимание. — Остановитесь! Беду на свой дом накличете за золото, которое только в гробу и видали.

Толпа в растерянности замерла. Вода в фонтане пенилась и бурлила.

— Не помните, почему люди лица свои принялись скрывать в единственный день в году? Отцы вам этого не разъяснили или умолчали за ненадобностью? — подхватил еще один старческий голос.

Целая группа протестующих воле короля начала собираться в самом центре Штормплац и разрасталась с невероятной скоростью, напоминая стаю муравьев, взгромоздившуюся на один кусок лежащей на земле пищи.

Санли Орегх, увидев всю картину, не предвещающую ничего хорошего, вытащил меч из ножен и поднял перед собой.

— Все это проделки чародейки, добрые дордонийцы! Все это магия, от которой ваш король вас уберечь хочет! Не бойтесь!

Ноэми уже забралась на коня и смотрела в сторону голосящего Хранителя Порядка.

— Ну что, девочка. Как тебя зовут? Будешь Женевой, хорошо? Женева, иногда, когда для хитрости уже не остается места, наступает время грубой силы. И именно с ее помощью сейчас мы с тобой уберемся из этого проклятого города. Скачи что есть мочи, Жени. Но!

Вода из фонтана взвилась в воздух и полетела струей в стражников, окруживших площадь, сбивая тех с ног и освобождая путь лошади Ноэми и еще сотням не желающих показывать своих лиц горожанам. Словно река, вышедшая из берегов, освобожденная толпа начала шуметь, раскачиваться, бурлить и вытекать через не способные сдержать ее мощь железные преграды.

— Только мы, подданные короля, способны творить Закон! — начал вещать Хранитель Порядка, пытаясь усмирить толпу, которая теперь, словно неистовая бестия в клетке, — трепыхалась, извивалась и билась о железные стены из доспехов паладинов.

— Поздно, хранитель, — нервно перебила Люция. — Чародейки больше нет на площади. Прошу вас не начинать длинных речей, пока пленник, оставшийся в наших руках, не сбежал по примеру скрывшейся волшебницы.

Хранитель Порядка посмотрел в ответ неприятным взглядом и проглотил злость, которую привык проглатывать уже давно во имя Закона. Затем он убрал меч в ножны, поднял правую руку на уровень груди и принялся бить себя по доспехам, издавая неприятный металлический шум на всю округу.

Сначала никто на площади и не думал обращать внимания на эту жалкую попытку привлечь к себе внимание, но через каких-то несколько ударов в такт паладину подобные звуки стали доноситься справа, слева, с дальнего конца площади. Так, вспыхивая друг за другом, словно огни факелов в ночи, уже через несколько минут сотни стальных перчаток бились о панцири рыцарей, разнося неприятный гул по Штормплац, заставляя тем самым дастгардцев останавливаться в оцепенении и прекращать панику.