Чужая - Татьяна Губина

— Да нет, действительно фамилия, — усмехнулась она. — У нас все в роду такие большие. Отец говорил, что свои корни наша династия берет в Сибири. А сибиряки, как известно, люди не мелкие.

А приставка «Форетти» досталась Людмиле от двухмесячного замужества за красавцем итальянцем, от которого осталась лишь фамилия и еще чудесный сын Пашка Большой.

— А зачем тебе, русской бабе, быть еще и Форетти? — резонно спросила я.

— Для солидности, — просто ответила она. — А для друзей я — Люська Большая. Так что ты правильно меня назвала.

Небесновзорую нимфу звали Янина Тверская. Что тоже было чудно, ибо жила Яна на главной улице столицы. Да уж, фамилиями Господь не обидел моих новых приятельниц.

Яна, как впрочем и Люська, растила сына Дениску одна, с той лишь разницей, что зарабатывала на хлеб с колбасой, стоя за прилавком большого вещевого центра.

— Хоть и называюсь громко и красиво — менеджер по продаже, но как ни рисуй, все одно — продавщица, — хихикнула она, вгрызаясь жемчужными зубами в чизбургер.

И последним «сокофейником» была маленькая, толстенькая, шустрая как ртуть, Нина Фионова. Она ни секунды не могла сидеть спокойно, размахивала руками, елозила на стуле и постоянно вставляла какие-то дурацкие замечания.

Люську это раздражало. Я это заметила сразу. Каждый раз, когда ее зеленый взгляд останавливался на Нине, лицо становилось каменным. Но природная или выпестованная вежливость не давала Людмиле Большой послать Фионову в дальнее эротическое плаванье. Когда мы с Яной и Люськой отлучились в дамскую комнату, Яна, ухмыляясь лишь уголками розовых губ, сказала:

— Люсь, ты хоть лицо-то сделай попроще, когда на Фионову смотришь. А то прям мороз по коже.

— Не нравится! — отрезала бизнес-леди. — Мутная девушка.

Мне очень хотелось спросить, а нравимся ли мы ей, но подумала, что вопрос лишний.

— Да ладно тебе, — махнула я рукой. — Детей что ли с ней крестить.

— Нашим сыновьям с ее дочерью одиннадцать лет учиться, — все тем же холодным тоном сказал Люська.

— Вот только про яблочко и яблоньку говорить не надо, — попросила Яна.

— Посмотрим, — туманно произнесла Люська.

Мне же Нина понравилась. Забавная, открытая хохотушка. За неполные полтора часа она вывалила нам всю свою жизнь, начиная от рождения. Приехала Нина из далекой Воркуты. За девять лет, проведенные в столице, она успела выйти замуж, родить дочь, развестись, и заиметь огромную квартиру в сталинском доме. Трудилась Нина курьером в государственной нотариальной конторе, получала копейки и оставалось загадкой, на что она живет, растит дочку и содержит такие хоромы.

Чтобы остановить ее откровения, я засобиралась в школу.

Мы вернулись в класс, разобрали своих детей и распрощались до завтра.

Ник отправился на работу, а я с Сашкой поехала в цирк. Надо же было отметить первый день учебы!

Вечером примчалась Лелька, полная впечатлений и радужных надежд. Шутя сотворив праздничный ужин с тремя салатами, пирогами и праздничным тортом (еще одно достоинство моей великолепной подружки — все делать быстро и вкусно), она торжественно поздравила детей и мы уселись за стол.

— Ну, что за люди в вашем Голливуде? — ревниво спросила меня Лелька, когда дети наелись и побежали в комнату делиться впечатлениями.

— Да нормальные в общем-то. Но две девчонки мне понравились особенно, — и я рассказала о Люське и Яне.

Ник согласно кивал в такт моим словам, уплетая десятый пирожок с капустой. Когда я закончила расхваливать своих новых подруг, он спросил:

— А что ж ты про Фионову не рассказываешь?

— Про кого? — почему-то Лелька замерла и не донесла до рта кусок торта.

— Да есть у нас там одна девушка, — неохотно протянула я.

— Это часом не Нина Фионова, маленькая, толстая лимитчица с писклявым голосом и противными бегающими глазками? — отложив в сторону торт, гневно спросила Лелька.

— Да, — удивленно ответила я. — А откуда ты ее знаешь?

— Да приходилось сталкиваться пару раз, — туманно ответила подруга, закуривая сигарету. — Дашку помнишь? — Я кивнула.

В одну группу с нашими детьми в детсад ходил скромный тихий мальчик Андрюша. Чего не скажешь о его мамаше. Шумная, горластая Дашка, приводила меня в недоумение каждый раз, как только раскрывала рот. Поскольку разговаривать Дашка умела, только подкрепляя свои слова отборной матерщиной. Ей было «великое наплевать», с кем она общалась в данный момент — со своими сверстниками или с инспектором департамента. Кстати, в лужсковскую школу, в один класс с дочерью Лельки, она запихнула своего сынишку именно через департамент. По всей видимости, интеллигентный чиновник был сражен напором и речью Дашки, поэтому быстренько, при ней позвонил директрисе и уладил щекотливое дело.

Лелька не раз за годы детсадовского периода наших отпрысков сталкивалась с Дашкой по делам насущным, так что успела с ней подружиться некоторым образом. То есть курила на крыльце детского садика и обсуждала проблемы образования, пока я раздевала детей и отправляла в группу. Я же не общалась с этой колоритной личностью, ибо очень люблю русский язык и говорить матом не приучена.

И вот однажды, когда они стояли около детсада и покуривали, мимо них прошла низенькая толстая девушка и радостно поздоровалась с Дашкой. Та открыла рот и послала ее на все буквы алфавита. Лелька обалдела: даже зная Дашку, такого отборного мата она от нее не слышала. Девица лишь пожала пухлыми плечиками и удалилась.

Дашка отдышалась и увлеченно стала рассказывать Лельке страшилки об этой девице, которая является ее соседкой по подъезду и зовут ее Нина Фионова. И деньги она ворует, и чужих мужей уводит, и пьет беленькую, как яблочный сок, и так далее и тому подобное.

— Но самое неприятное, что у нее абсолютно жидовская натура, — продолжала Лелька.

— При чем тут это? — вступилась я за несчастных детей Исаака.

У меня много друзей евреев, к которым я испытываю очень добрые чувства. Лельке повезло меньше — все представители земли обетованной, встретившиеся ей на жизненном пути, подводили ее, преследовали или строили козни. Лелька не любила их, мягко говоря. Будто среди русских подонков нет! И сколько я ее ни убеждаю, что у любого народа есть свои заблудшие овцы, она твердо стоит на своем.

— Так, только не надо опять спорить! — Ник в корне присек очередную ссору на национальную тему.

— Ладно, — согласилась Лелька. — Короче, производит Нина впечатление этакого райского цветочка, который готов ради добрых друзей палец отдать. И отдаст, будь уверена, но за это откусит тебе руку по плечо, с милой улыбкой на устах.

— Переведи, — попросила я подругу.

По словам все той же Дашки, однажды она по-соседски попросила Нину посидеть с маленьким Андрюшкой полчаса, пока она сбегает в поликлинику. Нина с жаром ответила согласием, сказав, что Дашенька может отлучиться на столько, на сколько ей надо, вкатила коляску с Андрюшкой в свою квартиру и отпустила соседку с миром. При всей своей хабалистости Дашка не любила быть кому-то обязанной, и пришла ровно через тридцать минут. Забрала сына, рассыпалась в благодарностях и вручила Нине коробку с тортом. И забыла об этой мелочи. Только через день Нина позвонила в дверь соседки и попросила ее о встречной любезности. И с тех пор не проходило и недели, чтобы Дашка не сидела с маленькой дочкой Нины, Ксюшей.