Мой бывший - зверь - Анна Григорьевна Владимирова

носился сегодня по клинике с Яной на руках не на шутку перепуганный за ее жизнь. Все это видели. Поэтому пусть лучше я объясню это вполне очевидным — что мы с ней встречаемся. К счастью, сердце ее выдержит это все — я в этом убедился. А потом в моих интересах будет обеспечить девочке постельный режим…

***

Я сидела в смотровой, оглушенная всем случившимся, и пялилась на руки. При одной только мысли, что нужно как-то выйти за дверь, сжимало грудь, и я снова дрожала. Князев сказал, что ничего мне пока принимать не нужно, и даже лекарством не воспользовался, которое ему так долго искали. Сама же я себя чувствовала так, будто по мне грузовик проехал, и что мне определенно что-то нужно. Как минимум — компания и консультация моей подруги Карасевой. Может, позвонить ей и увезти меня отсюда на каталке, прикрытую простынкой?

Вытащив мобильник, я кое-как совладала с дрожавшими пальцами и набрала подругу. Та редко отвечает в разгар дня. Терапевты у нас тут вечно на разрыв. Но каково же было мое удивление, когда Маша не просто ответила — ворвалась вдруг в кабинет собственной персоной. Глаза навыкате, и даже видны из-под копны кучерявых темных волос, не поддающихся никаким укладкам и заколкам. Чаще всего Маша смотрела на пациентов лишь одним глазом — с той стороны, на которой спала последней ночью. Верхние пуговицы клетчатой рубашки как всегда расстегнута, являя всем «высушенную корму», как она сама говорила про свои выступавшие ключицы и верхние ребра. Она не стеснялась своей худобы и носила ее с такой гордостью, что даже я завидовала уверенности подруги в себе.

— Янка! — вылупила она на меня глаза, с разбегу падая на стул Князева. — Я только узнала!

— Что именно ты узнала? — поежилась я.

Машка замялась лишь на вдох, но я поняла — не о моем самочувствии идет речь. Закатив глаза, я потерла виски и приглушенно выругалась.

— Ну о чем еще могут судачить наши одноклеточные? — озадаченно осмотрела меня с ног до головы Маша. — Завидуют все черной завистью, конечно же. А кто-то делает вид, что просто рад, что ты переключилась со старого на молодого. — Она оттолкнулась ногой от пола и оказалась за столом, на котором лежало заключение Князева. — Что тут у нас?

Я вздохнула, понимая, что нужно как-то адаптироваться к реальности — это не кончится в ближайшее время, скорее наберет обороты. Ну еще бы, ушлая Перцева, чтоб ее…

— Я думала, что удача выудить Князева на операцию — венец моей карьеры в клинике, — пролепетала я.

— Так вчера и говорили, — заметила Маша, не отрываясь от заключения.

— А все обернулось позором…

— Да с чего ты так решила? — подняла она на меня глаза. — Судя по заключению и слухам, ты выиграла джек-пот, подруга. Князев не только таскал тебя на руках прилюдно, но еще и диагноз правильный поставил, судя по всему, впервые за всю твою жизнь. Янка, он же легенда! По этому поводу у меня к тебе только два вопроса. — Она приосанилась, принимая серьезный вид. — Почему ты, мать твою, не ходила к кардиологу, если у тебя в анамнезе миокардит? И еще… попросишь ли ты у него автограф для меня?

И она прыснула.

— Ой, иди ты! — насупилась я. — Я залила его кофе с ног до головы и грохнулась в обморок ему под ноги! Он меня больше и близко к себе не подпустит.

Последнее, на чем я собиралась себя ловить — на сожалении по данном поводу!

— Хорошо, что ты упала под ноги ему, — покачала она головой. — Я так поняла, ты все еще натощак?

Я кивнула.

— Ну вот отсюда и обморок. Сахар упал, давление подскочило, паническая атака из-за отсутствия режима труда и отдыха и присутствия сногсшибательного хирурга. Я тебе давно об этом говорю, но ты же у нас бессмертная пони. Пошли обследоваться?

— Что там, серьезно? — поежилась я.

— Ну не особо, — скосила она глаза на лист в руке. — Но я не кардиолог, конечно… Пошли, Алие тебя покажем.

— Это терпит? — с надеждой просипела я.

— Конечно. Ты, пони, живешь с этим уже двадцать семь лет…

— Тогда не сегодня, — мотнула я головой. — Спрячь меня под халат…

— Ян, ну ты чего? — Маша подгребла ко мне со стулом и заглянула одним глазом мне в лицо. — Если сравнивать слухи, то лучше пусть они будут про Князева, чем про шефа.

И она неприязненно скривилась, как и каждый раз, когда мы эти слухи обсуждали.

— Я раздела Князева прилюдно, — проскулила я.

— И именно в этот момент тебе рукоплескала вся женская часть клиники! — усмехнулась Маша, показывая мне большой палец. — Голову подняла и походкой от бедра!..

— Нет-нет, не сегодня, — замотала я головой. — Сегодня я останусь жить здесь.

— Ян, ну не дури. Тут только с удовлетворенным выражением лица пройтись нужно, ну ты чего? Не в первый раз же…

— Не настолько, — прошептала я.

— Так, — хлопнула Маша себя по бедру, — сейчас мы встаем и идем в столовку обедать! А ты в это время представляешь, что Князев тут тебя не обследовал, а впервые за долгое время хорошенько выдрал! — Я округлила глаза, открыла рот и закашлялась. — Нет, не так! Янка, надо всех добить, чтобы подохли от зависти! Ну ты же видела, что там у него под рубашкой!

— Как теперь только это развидеть…

Я сглотнула, вздохнула поглубже и прикрыла глаза. Маша права. Стоит показать слабость — почувствуют, как акулы каплю крови. И да, мне далеко не в первые. Но с Павлом Петровичем слухи были абсурдны, поэтому было как-то проще. А тут…

Я поднялась, прошлась к зеркалу в углу над раковиной и поморщилась, глядя на свое отражение. Видок у меня был слишком подходящим для Машкиной легенды. Пришлось хотя бы пригладить торчавшие в разные стороны волосы, подтереть пятна от туши под глазами и заправить блузку в брюки.

— Молодец! — одобрила Маша, когда я обернулась к ней, более-менее удовлетворенная своей внешностью. — Пошли.

Мы вышли в коридор и направились к лифтам. Машка сразу же придумала тему для обсуждения, чтобы отвлечь меня от косых взглядов. Но я все равно цеплялась за