Приемыш обезьяны - Эдгар Берроуз

Однажды к вечеру, когда Клейтон работал над рубкой деревьев (он собирался прибавить еще несколько комнат к своей хижине), его маленькие друзья – мартышки с визгом бросились прочь от холма и попрятались в джунглях. Они кидали назад испуганные взгляды и, становясь около Клейтона, возбужденно затараторили, как бы предупреждая его о приближающейся опасности.

И он увидел то, чего так боялись маленькие обезьяны: человека-зверя, то загадочное существо, чья фигура уже не раз мелькала перед ними в мимолетных полуфантастических образах. Зверь шел через джунгли полувыпрямившись, время от времени касаясь земли своими сжатыми кулаками. Это была большая обезьяна-антропоид; приближаясь, она яростно рычала и иногда глухо лаяла.

Клейтон находился довольно далеко от хижины и ревностно рубил выбранное им для постройки дерево. Месяцы, в продолжение которых ни одно страшное животное при дневном свете не осмеливалось приблизиться к хижине, приучили его к беззаботности. Он оставил все свои ружья и револьверы в хижине. И теперь, когда он увидел большую обезьяну, направлявшуюся прямо к нему через кустарник, он понял, что путь к отступлению отрезан, и почувствовал, как по его спине пробежала легкая дрожь. Он был вооружен одним топором и прекрасно сознавал, что его шансы на успех в борьбе с этим жестоким чудовищем были совершенно ничтожны. – «А Элис, о, боже!» – подумал он, – «что будет с Элис?»

Ему, может быть, удастся еще добежать до хижины. На бегу он крикнул жене, чтобы она вошла в дом и закрыла за собою дверь.

Леди Грейсток сидела неподалеку от хижины. Услыхав крик мужа, она подняла голову и увидела, что обезьяна с поразительной для такого большого и неуклюжего животного скоростью прыгнула наперерез Клейтону.

Элис с криком побежала к хижине. Вбежав в нее, она оглянулась и у нее захолонуло сердце от ужаса: страшный зверь уже пересек путь ее мужу. Теперь Клейтон стоял перед обезьяной, схватив обеими руками топор и готовый ударить им разъяренного зверя, когда тот на него накинется.

– Запри дверь на засов, Элис! – закричал Клейтон. – Я могу топором справиться с этой обезьяной.

Но он знал, что его ждет верная смерть, и она тоже это знала.

Напавшая на него обезьяна была большим самцом; она весила, вероятно, не менее трехсот фунтов. Из-под косматых бровей злобно сверкали маленькие, близко посаженные глаза, а острые волчьи клыки свирепо оскалились, когда зверь на мгновение остановился перед своей жертвой. За спиной обезьяны Клейтон видел, не далее как в 20 шагах дверь хижины и волна ужаса нахлынула на него, когда он увидел, что его молодая жена снова выбежала из хижины, вооруженная его винтовкой.

Она, которая всегда так боялась огнестрельного оружия, что не решалась даже дотронуться до него, бросилась теперь к обезьяне с бесстрашием львицы, защищающей своих детенышей.

– Элис! Назад! – крикнул Клейтон – Бога ради, назад!

Но она не слушала, и в ту же минуту обезьяна накинулась на Клейтона и ему уже было не до разговоров.

Человек взмахнул топором изо всей силы, но могучее животное своими страшными лапами схватило топор, вырвало его из рук Клейтона и отшвырнуло далеко в сторону.

Со свирепым рычанием кинулся зверь на беззащитную жертву, но прежде, чем его клыки коснулись горла человека, раздался громкий выстрел, и пуля попала обезьяне в спину между лопатками.

Отшвырнув Клейтона наземь, зверь обратился против нового врага. Теперь перед ним стояла до смерти перепуганная молодая женщина и тщетно пыталась выстрелить еще раз. Она не знала механизма ружья, и ударник беспомощно бил по пустой гильзе.

С ревом бешенства и боли обезьяна бросилась на хрупкую фигуру – и Элис упала в обморок.

Почти одновременно Клейтон вскочил на ноги и, ни минуты не думая о том, что его помощь совершенно бесполезна, бросился вперед, чтобы оттащить обезьяну от неподвижного тела жены. И ему это удалось почти без усилия. Громадная обезьяна безжизненно рухнула на траву перед ним – она была мертва. Пуля сделала свое дело.

Быстро осмотрев жену, он убедился, что она жива и невредима, и решил, что огромный зверь умер в минуту прыжка на него.

Осторожно поднял он все еще бессознательное тело жены и снес его в хижину; но прошло добрых два часа, пока, наконец, Элис пришла в себя.

Первые же слова ее наполнили смутным опасением душу Клейтона. Она говорила:

– О, Джон, как уютно нам дома! Мне снился страшный сон! Мне казалось, мой милый, будто мы вовсе не в Лондоне, а в какой-то ужасной, дикой местности и что на нас нападают страшные звери.

– Да, да, хорошо, Элис! – сказал он, гладя ее по лбу. – А все-таки попробуй-ка снова заснуть и не думай о снах!

Этой ночью в крошечной комнате на опушке первобытного леса, в ту пору, когда леопард визжал перед дверью, а из-за холма доносился глухой рев льва, – у четы Клейтон родился маленький сын.

Леди Грейсток так и не оправилась от потрясения, вызванного нападением большой обезьяны. Она жила еще год после того, как родился ребенок, но уже ни разу не выходила из хижины и не сознавала, что она не в Англии.

Иногда она задавала Клейтону вопросы относительно страшных ночных шумов, спрашивала, почему нет прислуги, и куда девались все знакомые. Говорила о странной обстановке своей комнаты. Но хотя Клейтон и не пытался скрывать от нее правды, она не могла понять его слов.

В других отношениях она была, впрочем, совершенно нормальна. А радость и счастье, доставляемые ей ее маленьким сыном, и постоянное внимание и попечение о ней ее мужа сделали этот год для нее очень счастливым – самым счастливым в ее молодой жизни.

Клейтон хорошо понимал, что если бы она владела вполне своими умственными способностями, то этот год был бы для нее непрестанным мучительным чередованием тревог и волнений. Поэтому, хотя он и горько страдал, видя ее в таком состоянии, но временами был почти рад тому, что она не может сознавать настоящего положения вещей.

Он давно уже отказался от всякой надежды на спасение. Спасти их могла лишь какая-нибудь случайность. Все с тем же рвением трудился он над усовершенствованием внутренности хижины. Шкуры львов и пантер устилали пол; стены были украшены полками и шкафчиками. Прекрасные цветы тропинкой распускались в причудливых вазах, сделанных его руками из глины. Занавеси из трав и бамбука закрывали окна и – что было труднее всего при том скудном подборе инструментов, которыми он располагал, – ему удалось гладко обстругать доски для обшивки стен, потолка и пола.

То, что он оказался способен своими руками исполнить такую непривычную для него работу, служило ему постоянным источником радостного удивления. Он любил свою работу; ведь он исполнял ее для жены и для крошки, который был отрадой им обоим, хотя и увеличивал в сотни раз ответственность и ужас его положения.

В этом году на Клейтона несколько раз нападали большие обезьяны. Эти страшные человекоподобные бродили теперь, по-видимому, в большом числе по окрестностям. Но так как Клейтон никогда уже не выходил без ружья и револьверов, он не очень боялся этих огромных зверей.