Польша против СССР 1939-1950 - Елена Яковлева

Следующим ответом радикальных элементов украинского общества на притеснения со стороны поляков явилось создание в 1929 г. на основе УВО «Организации украинских националистов» (ОУН). Фактически можно говорить о том, что ОУН объявила войну польскому государству. Она провозглашала лозунг «национальной революции» и добивалась независимости Украины исключительно вооруженными методами. Уже на первом съезде ОУН в 1929 г. была принята резолюция, в которой значилось: «...в ходе национальной революции должно произойти полное устранение с украинских земель всех оккупантов». А таковыми на территории Волыни и Галиции являлись поляки. И потому свои действия ОУН увязывала с террористическо-диверсионными действиями против местной польской администрации, а также польского населения. ОУН также использовала террор против украинских деятелей, старавшихся достичь взаимопонимания с польским правительством, против украинских организаций левого толка и представителей СССР в Польше. Кроме того, в своей борьбе ОУН делала ставку на фашистскую Германию, надеясь, что с ее помощью ей удастся освободиться от Польши.

В свою очередь, власти санационной Польши использовали деятельность террористических групп ОУН в качестве повода для проведения «замирения» по принципу коллективной ответственности. То есть попросту отказались от поисков конкретных исполнителей тех или иных актов саботажа и диверсий, на скорую руку сколачивая карательные экспедиции из полицейских и армейских формирований. Дабы поскорее успокоить польскую общественность, группировки подобных «миротворцев» направлялись в населенные украинцами места, зачастую и в такие, где никаких антиправительственных действий не предпринималось.

Прибывая в украинские деревни, польские «миротворцы» первым делом стирали с лица земли все, что говорило об украинской принадлежности: срывались доски с наименованиями украинских общественно-культурных организаций, громились и уничтожались читальни, библиотеки, кооперативы. Отмечались случаи изнасилования женщин. Во время обыска в крестьянских домах выбивались стекла, высыпалось зерно, разбивалась домашняя утварь. Армейские подразделения стреляли в демонстрантов на Волыни. Там, где особо жестоко проводилось подавление национального движения, развитие чувства национального унижения неизбежно вело к поддержке боевиков Организации Украинских Националистов. В тюрьмах, в концентрационном лагере Береза Картуская подвергались пыткам и издевательствам сотни и тысячи украинцев и белорусов. Противоположная сторона в долгу не оставалась и отвечала выстрелами, жертвами которых становились и министр правительства, и польские служащие, и ни в чем не повинные люди. Там же, в Березе Картуской, получил хорошее польское «воспитание» и Тарас Боровец, будущий создатель «Полесской Сечи» Украинской повстанческой армии, оказавшейся не по зубам Армии Крайовой.

А теперь представим свидетельства украинцев о новой польской родине. «После польско-большевистской войны в 1920 г. и подписания Рижского договора в 1921 г. на Волыни и на Восточной Галичине наступила эпоха господства поляков. "Восточные территории" на это время стали ареной конфликтов, которые касались буквально всех сторон жизни. "Полонизация", особенно при режиме "санации" маршала Юзефа Пилсудского, постоянные ущемления национального образования, закрытие греко-католических и православных церквей, дерзкая деятельность многочисленных польских полувоенных обществ, проблема "осадников" (сотни тысяч поляков, в основном военных, в рамках государственной программы переселялись на Волынь и, в меньшей степени, на Восточную Галичину, получали лучшие земли и занимали абсолютное большинство должностей в государственном секторе), контрибуции, ревизии на селе и в кооперативном движении, подавление культурно-автономистских устремлений, и наконец просто вопиющее социальное неравенство — все это вызывало сопротивление украинцев, и как результат, акты гражданского неповиновения.

Попытки поляков и украинцев найти общий язык (деятельность Волынского воеводы Генрика Юзефского, митрополита УГКЦ Андрея Шептицкого) находили понимание среди рядовых граждан, но наталкивалось на яростную оппозицию радикалов по обе стороны баррикад»[15]. И как результат этого, после вступления Красной армии 17 сентября 1939 г. на территорию Польши подразделения польской армии, формировавшиеся на территории Восточных окраин и сражавшиеся в соответствии с присягой против немецких войск, просто-напросто самораспустились. Рассудив, что с того момента как польское государство перестало существовать, данная ему присяга уже ни к чему их не обязывает. По крайней мере такой логикой руководствовались солдаты 11-й дивизии польской армии, которые 17 сентября 1939 г. спокойно разошлись по домам.

«Межвоенная Польша по существу так и не стала единой интегрированной страной. Всегда в ней была Польша А и Польша Б., — констатировал уже известный Вам З. Залусский. — Это касалось не только экономической политики государства, но затрагивало позиции всех политических течений и самого обыденного человеческого сознания. Все польские политические движения исключали из своей деятельности Восточные окраины. Сознательно и планомерно их не подключала к своим действиям по борьбе с диктатурой Пилсудского и парламентская оппозиция... С точностью до наоборот, каждый сигнал, что "на окраинах что-то шевелится", был одновременно сигналом для внутреннего мира в центре страны. В государственной администрации людей для наказания посылали на восточные окраины, как в сибирскую ссылку»[16].

С небольшими сокращениями приведем отрывок из воспоминаний потомка известного русского княжеского рода А. Трубецкого, которого военная судьба в 1942 г. забросила из гитлеровского плена в Западную Белоруссию: «Как я уже говорил, имение было расположено в Западной Белоруссии, отошедшей после революции к Польше. Основное население — белорусы, но все командные посты занимали поляки, смотревшие на белорусов свысока. ...Многие крестьяне, с которыми я общался в Щорсах и Болотце, жаловались на национальный гнет... Притеснение по линии национальной сочеталось с притеснением экономическим. (Одна из форм такого притеснения — осадники — легионеры Пилсудского. Им были выделены лучшие земли, и они жили хуторами среди местного населения как люди высшего свойства. Это была опора Польши на востоке страны. В 1939-40 годах их всех вывезли на восток в наши лагеря, как и всю польскую «верхушку» — интеллигенцию.) Правда, ради справедливости надо сказать, что тамошние крестьяне материально жили в большом достатке, совершено несравнимо с тем, как жило наше колхозное крестьянство. Но так уж устроен человек, что ему всегда плохо.

... Во всяком случае, когда в 1939 году власть поляков кончилась, особенно недовольные и обиженные стали мстить наиболее рьяным притеснителям. Были зверски убиты на краю графского парка несколько поляков, наиболее ненавистные крестьянам»[17].

Тем парадоксальнее звучит высказываемое сегодня польской стороной мнение о том, что вступившая в 1939 г. на территорию Западной Украины и Белоруссии Красная армия нанесла удар в спину польским войскам, которые якобы имели возможность стабилизировать положение на фронте за счет частей на востоке. Имея в виду «восточные окраины», населенные преимущественно украинцами и белорусами, в подавляющем большинстве не считающими своим долгом воевать за чуждое им по сути государство. Больше того, явление массового неподчинения польским властям возникло и в тех регионах, куда РККА еще даже и не вступила. Так, например, г. Скидель под Гродно был захвачен и в течение 2-х дней удерживался повстанцами из местного населения. В результате, вместо того чтобы отражать немецкое нашествие, частям польской армии приходилось подавлять подобные выступления. При этом в соответствии с действовавшим военным положением повстанцы попросту расстреливались. В отместку лидер белорусских национал-социалистов Фабиан Акинчиц представил немецкому командованию свои предложения относительно создания белорусской диверсионной группы для действия в тылу польской армии.