Художник механических дел - Александр Ивич

Вот собран механизм часовой, сочленен с музыкальным. Поставлены фигуры для театрального действа, заведены часы.

И они не пошли.

Фигуры остались мертвы, не играла музыка, и после нескольких минут хода замерли стрелки циферблата.

А Екатерина была уже в пути к волжским городам.

Кулибин заперся с Пятериковым и не выходил даже к обеду – еду им приносили в рабочую горницу. Когда усталость валила с ног, дремали тут же, в мастерской.

Где ошибка? Неточно могла быть изготовлена какая-либо часть, а их без малого пять сотен. Могла быть ошибка расчета, ошибка в соединении частей. Все перебрать – время потребно немыслимое. Остротою взора, напряжением мысли, чутьем своим к механике стремился Кулибин одолеть беду.

Вниз по Волге от Костромы шел великолепный караван. На передней зеленой галере[8], украшенной резными вызолоченными изображениями морского бога Посейдона, наяд[9]и тритонов[10], следовала императрица с приближенными. На прочих – огромная свита, иноземные послы.

За галерами тянулись суда с провиантом, суда экипажные, суда лазаретные.

В Нижнем губернатор, чиновники, помещики и купцы, хоть долее года ждали царского поезда, с ног сбились. Мостовые надобно было чинить, дома красить, неприглядное подальше с глаз убрать.

Государыне готовили архиерейский дворец. Для приближенных, свиты, послов, для бесчисленной челяди очищали богатые дома. И надлежало помнить: хлопот не оберешься, отведя графам Орловым дом поплоше, нежели графу Шувалову, или посланнику австрийскому на горницу меньше, нежели прусскому.

И забота особая: не соскучилась бы государыня, не омрачил бы непорядок ее веселости. Дурное расположение духа могло иметь злые последствия.

Среди приготовленных развлечений отведено было место Кулибину. Расчет Костромина оправдывался. Губернатор и архиерей решили, что государыне приятно будет оказать покровительство таланту и похвалиться пред иноземцами художеством русских людей.

Предполагалось подношение часов, телескопа и, сверх того, сочиненной Кулибиным оды.

Но губернатор прослышал, что с часами неладно. Всякий день посылали в Подновье, к Костромину, справляться – готовы ли.

Бледный от волнения Костромин разводил руками. Кулибин сидел запершись и на вопросы не отвечал. Губернатор уже дважды выразил Костромину неудовольствие: не ввел ли он начальство в заблуждение, раззвонив о несбыточных чудесах?

Накануне приезда Екатерины Кулибин, похудевший, отворил двери и позвал Костромина.

Часы, заключенные в золотом яйце, шли, однако куранты и театральное действо готовы были не полностью.

– Более того сделать нельзя. На приведение всех фигур в движение потребно еще время.

Впрочем, и без того видом своим часы были необыкновенны. Костромин послал к губернатору гонца: представлять Кулибина царице можно.

Встречали императрицу торжественно. Поглазеть на редкое зрелище сбежались все нижегородцы. Тротуары, где толпился народ, для спокойствия огородили веревками. Близко к каретам приказано было никого не допускать – как бы не обеспокоили императрицу прошениями. Случай такой был в Ярославле, и государыня гневалась.

Гремели барабаны. Играла музыка.

Лошади шли шагом. Екатерина из кареты осматривала город. Мостовые ей понравились – деревянные, из тесаных досок. Езда, как по полу, – без тряски и шума. Местоположением город прекрасен, однако строением мерзок. Дома купеческие и дворянские все из дерева и в один ярус. А в переулках, тут же у главных улиц, хибарки мастеровых да черного люда чуть не на боку лежат. И скрыть их от глаз государыни губернатор не мог.

Представлять Кулибина императрице должен был граф Владимир Григорьевич Орлов, главный директор Академии наук. Сей пункт программы развлечений шел по ученой части. Впрочем, граф к наукам склонности не имел, и назначение в академию получил более для почета, нежели для пользы просвещения. Он с братом Григорием был одним из тех, кто помог Екатерине взойти на престол.

Церемония представления состоялась на второй день.

Орлов ввел Кулибина и Костромина в покой архиерейского дворца, где с благосклонной улыбкой, словно навсегда врезанной в лицо, сидела Екатерина.

Кулибин был взволнован, однако обычного достоинства не терял. Негромким твердым голосом прочел свою оду. Как полагалось, она прославляла императрицу словами торжественными и пустыми. Но конец неожиданный – в комплименте были скрыты смелые чаяния:

Шествуешь славно в низовы грады,

Даруешь равно щит и ограду

От горделивых и возносливых

Народу всему.

То было время возносливых. Не на русский народ – на гвардию, придворную знать опирался трон Екатерины. Вознесла она тех, кто помог ей взойти на престол, – Орловых, Понятовского, Салтыкова, и от сих горделивых народу не было ни щита, ни ограды. После ярославского случая подписан был указ о наказании кнутом и тюрьмой за попытку подавать прошения в собственные ее императорского величества руки.

Понят ли намек Кулибина, императрица виду не показала и оду приняла благосклонно.

Затем поднесены были телескоп, микроскоп и электрическая машина, с объяснениями действия приборов.

Показаны были часы яичной фигуры и объяснено театральное действо.

Подношениями Екатерина осталась довольна. Нежданно вдали от столицы и Академии наук неважного звания человек с высоким мастерством изготовил хитрые инструменты. Часы, и неоконченные, были весьма занятны.

Орлову было повелено вызвать Кулибина по окончании работы над часами в Санкт-Петербург.

Об окончательном приведении часов в действие сообщено было в столицу через губернатора Аршеневского в следующем году, однако вызова пришлось ждать долго. Кулибин вернулся с семейством в свой дом на Успенском съезде.

Только в конце лета позвал Кулибина губернатор. Аршеневский получил письмо от главного директора Академии наук. Граф Орлов предлагал спросить механического художника Кулибина, желает ли он определиться в академию для усовершенствования в своем художестве.

Иван Петрович отписал Орлову сам, что весьма желает быть при академии и насмотреться тамошних произведений.

Еще несколько месяцев прошло в переписке и сборах.