Без права обладания, или Выйду замуж на время кризиса - Юлия Шилова

— Ты о чём?

— О том, что Пашка водить машину даже с закрытыми глазами может. Как он мог этого мужика сбить? У него ведь даже ни разу намёка на аварию не было. Пашка — профессионал.

— Был сильный ливень, — отвела я глаза и слегка покраснела. — Тяжело машину вести в такую непогоду.

— Он как вчера вечером позвонил и сказал, что сбил насмерть человека, я своим ушам не поверил. Павел мастерски водит тачку.

— Я же говорю, дождь шёл, скользко. Подобное может случиться с каждым. Нас ещё в школе учили, что от тюрьмы зарекаться нельзя. Несчастный случай. — Я старалась говорить как можно убедительнее.

— В какой странной школе ты училась, — заметил Макар. — Нас такому не учили. С нами предпочитали говорить на другие темы, совершенно не связанные с тюрьмой. — Он подозрительно посмотрел на меня, словно о чём-то догадывался и боялся произнести свои сомнения вслух. Взгляд был очень колючим и цепким. — Пашка предупредил, чтобы после его ареста позвонили Жоржу.

— Да, конечно.

Я потянулась за трубкой и набрала номер нашего семейного адвоката. Рассказав о произошедшем, я предупредила, что буду всегда на связи.

— Жорж очень толковый адвокат. Он поможет. — Поправив прядку волос, я украдкой посмотрела на брата мужа. — Хочу ему передачу собрать. Что передавать разрешают, ты не знаешь?

— Чай и сигареты, — отозвался Макар. — Даже если человек не курит, там это на вес золота. Чай как заменитель водки. Это средство общения. В передаче обязательно должно быть то, что содержит витамины. Условия там просто жуткие. Поэтому лук, чеснок, лимон жизненно необходимы. Только для начала надо узнать, а положена ли ему передача? Ведь передачи могут лишить даже за незначительное нарушение режима. Пашка парень горячий. Может нагрубить какому-нибудь менту, и всё, пиши пропало. Павел не привык к ограничениям и плохому обращению, а там оно не просто плохое, а скотское. Да и передачу нужно собирать с умом. Главное, учти: всё, что ты ему соберёшь, он будет есть не один. Должен делиться.

— И как он со своей язвой там будет? Здесь я хоть за его желудком следила.

— Будем надеяться, это ненадолго. Ты когда передачу соберёшь, готовься в очереди сидеть. Бывает, там сидят с сумками по полсуток. Света, теперь от твоего спокойствия и умения владеть собой зависит слишком многое. Главное, не паникуй.

— Я стараюсь.

— На алкоголь тоже сильно не налегай. Первое время почувствуешь облегчение, а потом нервы окончательно сдадут и грянет депрессия.

— Я даже не знаю, куда его увезли. Жорж обещал всё выяснить. Должен перезвонить через пару часов.

— Это несложно. Надо просто позвонить в дежурную часть или обратиться к участковому. В СИЗО тоже есть что-то наподобие справочного бюро. Сообщаешь данные, и тебе отвечают, у них Пашка или нет. Скажут, что ему положено, а что нет. Я думаю, пусть лучше этим займётся адвокат. Уже сегодня он даст тебе полную информацию. Кто бы мог подумать, что Пашка вляпается в подобное? — вздохнул Макар. — Ладно, Паша такой мужик, что его никто и ничто не испортит. Он справится. Главное, чтобы Жорж вытащил его как можно быстрее. У меня сосед по лестничной клетке вернулся. Правда, срок был недолгим — всего год. Я вчера у него в гостях был.

— Ну и как, он сильно изменился?

— Ничуточки. Стал ни лучше, ни хуже. Просто у него появилось чувство благодарности. С жены глаз не сводит. Они до того, как его посадили, не очень дружно жили. Он понял, как зависит от близких. Остался такой же рассудительный. Правда, мне один на один признался, что ему сложно проходить период адаптации к вольной жизни. Только вот похудел он, просто кошмар. Я его не сразу-то и узнал. Не то что дистрофик, а настоящий человеческий скелет.

Я прикусила нижнюю губу и сжала кулаки.

— У меня почему-то в ушах звенят слова: «Лицом к стене! Руки за спину!» — прошептала я с болью в голосе. — Макар, а его там не бьют?

— Если будет себя спокойно вести, никто его не тронет. А вот если начнёт выпендриваться и качать права, может и получить. Я ему ещё вчера, когда он позвонил, сказал, чтобы вёл себя спокойно. Конечно, в идеале лучше бы самому явиться с повинной, но мне кажется, Пашка до последнего верил, что его не найдут.

— Он мобильный дома оставил. — Я кинула взгляд на телефон, лежащий на тумбочке.

— Правильно. У него бы его сразу отобрали. Там выворачивают все карманы, даже вытягивают шнурки из ботинок.

— А как там, в камере?

— Для начала его разденут, прошмонают, потом сделают флюорографию, медосмотр, потом отведут в камеру или «подследственную хату», как её называет мой сосед. Он говорил, что в первый день ареста получил дубинкой из-за того, что после команды «Лицом к стене!» и «Руки за спину!» попытался оглянуться. Ментам же надо показать свою власть. Их хлебом не корми, а дай поиздеваться над беззащитным человеком. Многие только за этим в полицию идут, потому, что без ментовской формы ничего из себя не представляют. А надел форму — сразу царь и бог. Прикрываясь формой и законом, можно творить беспредел и упиваться собственной властью. Сосед рассказал, как там эти гады отрываются, издеваются, не расставаясь с полицейскими дубинками. Двигаться по тюремным коридорам можно только бегом, а если останавливаешься — смотреть в стену. В такие момент менты ой как любят подгонять дубинками, наносят удары по самым болезненным местам. Пашку должны сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Затем поведут в баню, сполоснут тёплой водой и — в холодный отстойник.

— А что такое отстойник?

— Это карантин, перед тем, как попасть в общую камеру. Скорее всего, Пашка сейчас там. Такое небольшое помещение с нарами.

Я представила Пашку, лежащего на нарах, и почувствовала невыносимую боль в сердце. Господи, а ведь на этих нарах должна лежать я…

— В отстойнике человек проводит дня два-три, а потом его перекидывают в камеру. Перед тем как отправить заключённого в камеру, тюремные врачи должны сделать ему все анализы и дождаться результатов. Сосед рассказал, что после того, как его вывели из отстойника, ему выдали грязный матрас, подушку, набитую прелым тряпьём, алюминиевые кружку и ложку. В камере нужно быть готовым к провокациям как со стороны тюремной администрации, так и со стороны сокамерников.

— Я не хочу это слышать! Заткнись! — закричала я и, схватив начатую бутылку коньяка, замахнулась на Макара.

— Сдурела?! — Макар отскочил от меня.

— Уходи прочь! Не могу это слышать! Что ты мне соль на рану сыплешь?!

— Но ты же сама просила рассказать…

— Вали отсюда, а то запущу в тебя бутылкой! Считаю… Раз, два, три…

Макар вскочил на ноги.

— Ухожу, ухожу, тише. Успокоишься — позвони, расскажи, что выяснил адвокат. Держи меня в курсе дела. — Он выпил ещё рюмку и спокойно покинул мою квартиру.

Я осталась наедине с огромным чувством вины перед Пашкой. Как же мне без него холодно! Мы не были идеальной семьёй, и у нас имелось множество разногласий, но мы жили вместе, потому что любили друг друга. Я подумала о том, что каждый день, прожитый без мужа, будет похож на зиму, холодную, пасмурную и зябкую. И даже если будет греть солнышко, оно не принесёт тепла.