Двуликий демон Мара. Смерть в любви - Дэн Симмонс

В колледже я расхотел становиться комиком, но стать еще кем-нибудь так и не захотел. Изучал курсы гуманитарных наук, участвовал в антивоенных акциях протеста и тратил уйму времени на попытки потрахаться. Во Вьетнаме я изредка задумывался о том, чем стану заниматься по возвращении к нормальной жизни, но о работе страхового оценщика и близко не помышлял. Там меня тоже постоянно одолевали мысли о грехе.

Однажды я осознал, что за все шесть месяцев и двенадцать дней моего сокращенного пребывания в недавно почившей — туда ей и дорога — Республике Южный Вьетнам я ни разу не удалялся более чем на семь миль от места первой высадки на авиабазе Тан-Сон-Нхут в пригороде Сайгона. По выражению однополчан, действительно совершавших боевые вылазки в джунгли и ходивших под пулями, я был ШК — Штабной Крысой. Тогда меня это не задевало. Да и сейчас не задевает, хотя порой задумываюсь на сей счет.

Вообще-то довольно странно, что я никогда не предполагал заняться автомобильным страхованием, ведь мой отец много лет проработал в этой области. Одно из моих самых ранних воспоминаний о дне, когда он взял меня с собой на очередной выезд для оценки страхового ущерба. Дело происходило в близком пригороде Чикаго, сразу за полосой заповедного леса, но тогда мне казалось — в совершенно дикой местности. Я играл в одной из разбитых машин, пока отец оценивал повреждения другой.

Помню, сидел на переднем пассажирском сиденье и листал детскую книжку с картинками, поднятую с пола. «Бэмби». Помню, на странице с рисунком, где маленький Бэмби знакомится с Цветочком, еще не высохло какое-то бурое пятно, и она слегка коробилась. В лобовом стекле прямо передо мной зияло круглое отверстие размером с голову четырех-пятилетнего ребенка, каким я был тогда.

В то время думать не думали ни о каких автомобильных ремнях безопасности. Помню, в начале шестидесятых, когда мы с отцом летели куда-то, люди в самолете еще не умели застегивать привязные ремни. Отец купил ремни безопасности для нашего «Крайслера» в магазине Спортивного Автоклуба Соединенных Штатов, и из-за них все держали нас за придурков.

Помню, машина с книжкой про Бэмби была марки «Рено». В начале пятидесятых импортные автомобили встречались довольно редко. Этот казался хрупкой игрушкой. Переключатель «поворотников» отвалился, когда я за него подергал. Я не сказал отцу.

Большинство страховых дел, собранных в Оранжевой Папке, — из моей практики, но некоторые присланы другими агентами и оценщиками, знавшими о ней.

В год рождения Скаута одним из моих любимых стало страховое требование в связи со случаем на автостоянке супермаркета «Сэйфуэй». Мы с Кей только перебрались из Индианаполиса в Денвер, поближе к ее родителям. Я тогда еще не перешел на должность менеджера по страховым требованиям и все опросы проводил самолично.

Назову их мистером и миссис Каспер. Фигурой жена походила на огромный гаубичный снаряд, упакованный в ситцевое платье. Мистер Каспер был высоким костлявым мужчиной в толстых очках, галстуке-бабочке и подтяжках, вошедших в моду лишь десять лет спустя, после фильма «Уолл-стрит». С нервным ртом, длинными беспокойными пальцами и большими икабодкрейновскими ступнями в блестящих «флоршаймовских» туфлях.

Супруги вышли из супермаркета «Сэйфуэй» в Литтлтоне, пригороде Денвера, и подошли к машине со стороны водителя, чтобы положить покупки на заднее сиденье своего четырехдверного «Плимута» 78-го года выпуска, застрахованного «Прери Мидланд». Каспер нес два пакета с продуктами. Миссис Каспер отперла водительскую дверь, изнутри разблокировала заднюю и открыла для мужа, не переставая с ним разговаривать. Автостоянка была переполнена. Когда жена открыла дверь, Каспер немного посторонился и встал спиной к своей машине.

По воле судьбы, как оно обычно бывает в нашем бизнесе, запаркованный рядом «Форд Бронко» тоже находился под страховым покрытием «Прери Мидланд», хотя наше агентство далеко не из крупных, и на каждую тысячу эксплуатируемых автомобилей приходится лишь один, застрахованный у нас. Временно безработный строительный рабочий тогда не сидел за рулем «Бронко». Не сидел за ним и единственный другой водитель в семье (гражданская жена Каспера), защищенный нашим полисом. Автомобилем управлял — без ведома нашего клиента, по заверению последнего, — его четырнадцатилетний сын Бубба, который безошибочно выбрал именно тот момент, чтобы резко сдать назад и с ревом выехать с парковочного места, прокатившись по Касперовым длинным ступням правыми колесами.

Каспер заорал и подбросил в воздух пакеты с продуктами общей стоимостью 86 долларов 46 центов. «Бронко» укатил со стоянки. Испытывая неслабые болевые ощущения, Каспер привалился к своему автомобилю и ухватился обеими руками за дверную стойку, чтоб не упасть.

— То, что я сделала дальше, богом клянусь, только от неожиданности, — впоследствии сказала миссис Каспер в своих показаниях. Сделала же она следующее: резко захлопнула заднюю дверь, прищемив пальцы своему гражданскому мужу.

В боли нет ничего смешного, но меня душил дикий смех, когда я брал показания у Каспера в маленьком коттедже в Литтлтоне. Обе ноги бедолаги, толсто обмотанные бинтами, покоились на дерматиновом диване. Восемь пальцев на руках в гипсе. Он ни разу не помянул плохим словом водителя «Форда», который спустя шесть дней после происшествия все еще не объявился дома, но безостановочно говорил про жену. «Ну, вернись она только домой, — рычал он, потрясая загипсованными пальцами, — придушу суку!»

Я записал все показания, какие сумел, и поспешно удалился. На углу улицы остановился и стоял там, держась за почтовый ящик, пока не прохохотался. Видение Каспера, пытающегося придушить кого-либо растопыренными пальцами-куколками, меня просто доконало.

Кэролайн никогда раньше не каталась на кресельном подъемнике, и при посадке у нас возникла неловкая суета. Всю дорогу я придерживал дочку за плечи. Жующая жвачку девчонка на посадочной площадке не оказала нам никакой помощи, просто промычала что-то невнятное и с размаху повесила двое пластиковых санок на крюки на спинке кресла.

Мы ползли на высоте двадцати-тридцати метров над каменистым склоном, часто утыканным бурыми пеньками. Раньше я поднимался по канатной дороге только зимой, когда белые заснеженные склоны внизу производили обманчивое впечатление перинной мягкости.

Кэролайн была в восторге:

— Как тут тихо! Смотри, пап, бурундук!

— Суслик, — поправил я, продолжая обнимать дочку за плечи правой рукой.

Бобслейная трасса оказалась длиннее, чем я думал. Внизу мы видели взрослых и детей, которые мчались по желобам на санках, скрежещущих о бетонные стенки. Все они крепко держались за ручку управления, глаза вытаращены, рубашки пузырятся и волосы развеваются на ветру, но особо испуганным никто не казался. Пока мы смотрели, какой-то плотный рыжий мужик стремительно пронесся по трассе, подавшись всем корпусом вперед, устремив перед собой напряженный взгляд, стиснув обеими руками тормозной рычаг, словно летчик-истребитель, пытающийся выйти из пике. На вираже его санки взлетели высоко на стенку желоба и со зловещим стуком ударились о бетонный бортик, словно собираясь улететь с трассы в лощину. Потом синяя тележка из пластика и металла дернулась, затряслась, скатилась обратно в желоб и через секунду исчезла из виду позади нас.