Расплата по чужим счетам - Наталия Антонова

Все преступления совершались в ночное время, но следов машины тоже не прослеживалось. Допустим, в городе их обнаружить затруднительно, но и в безлюдном парке следов шин нет. Конечно, преступник мог оставить автомобиль на стоянке, но возле парка только платная стоянка, и никто не оставлял там автомобиль в ночь преступления. Припарковался прямо на шоссе? Однако не мог же преступник из разных районов города ночью, когда общественный транспорт не ходит, добираться пешком? Ловил попутку? Но ведь следы крови должны остаться на его одежде…

А что, если он был в темной одежде и они просто не бросались в глаза и не привлекали внимания? Или накидывал на себя что-то после совершения преступления? Куртку, жилет… Могло такое быть? В принципе могло.

Ну и что делать? Опросить всех бомбил просто нереально. Хоть в газету давай объявление типа: «Следователь просит сообщить всех, кто кого-то подвозил в такие-то числа от таких-то мест, информацию о своих пассажирах. Вознаграждение гарантируется». Наполеонов тяжело вздохнул.

Была, правда, одна странность: эксперты сообщили, что убивали жертву одним ножом, а отрезали органы другим. И так во всех трех случаях. Непонятно: зачем преступнику носить с собой два ножа? Или все-таки это кощунство творили приверженцы какой-то доселе неизвестной секты? Наполеонов потер начавшие ныть виски.

– Вот только мне головной боли в прямом смысле не хватало, в переносном она у меня уже имеется, – пробормотал он вслух.

Незаметно пролетела или проползла, но все равно незаметно, еще одна неделя. Наполеонова постоянно мучила какая-то тревога. Все ниточки, которые, как ему казалось, он находил, обрывались одна за другой.

Сегодня он снова с раннего утра сидел у себя в кабинете.

Неожиданно влетела секретарша Элла:

– Вам тут одна женщина звонит, говорит, что у нее есть подозрения относительно одного человека. Соединить?

– Соедини.

Но едва Наполеонов попросил женщину представиться, как она извинилась, сказала, что, вероятно, ошиблась номером, и положила трубку. Наполеонов выругался себе под нос и поспешно задействовал возможности полиции по установлению номера телефона звонившей. Но, увы, найти гражданку не удалось, так как оказалось, что она звонила из уличного автомата. Единицы из них все еще работали в затерянных уголках города. Наполеонову же почему-то казалось, что женщина что-то знает, и он винил себя, что не сумел вызвать у нее доверие во время короткого телефонного разговора.

В середине дня ему принесли новое дело, открыв его и увидев фотографии, следователь сразу понял, что это работа их уникума – полицейского фотографа Валерьяна Легкоступова.

Наполеонов не выдержал, позвонил фотографу на сотовый и зарычал:

– Какого черта ты устроился работать в полицию, а не в модельный бизнес?! Чего ты тут наснимал?!

– У тебя есть претензии к качеству фотографий? – бесстрастным голосом спросил фотограф.

– К качеству – нет! – И следователь швырнул в ярости трубку.

К концу дня кто-то снова позвонил Наполеонову, а когда он снял трубку, никто не отозвался. Тишина казалась идеальной, но вдруг он услышал какой-то рычащий звук. Шура включил запись. Трубку довольно быстро положили. На этот раз удалось выяснить, что звонили из отделения одной из больниц города.

Главврач, пожилой сухенький старичок в очках, кажется, купленных им еще при советской власти, разрешил следователю пройтись по отделению, заставив надеть халат и бахилы, но не спрашивая об ордере, которого у Наполеонова, естественно, не было. Благодаря сговорчивости доктора Шура уже через полчаса знал, что рычащий звук издавал старый, выпущенный, как и очки главврача, еще в советское время холодильник. Этот агрегат в прямом смысле рычал, как не вовремя потревоженный медведь. Холодильник находился рядом с постом медсестры. Когда Шура попросил разрешения поговорить и уединился с ней в ординаторской, девушка выглядела напуганной. Но по опыту следователь знал, что нервозность еще вовсе не означает вину.

Девушка представилась Анжелой. Сидя напротив Шуры, она то и дело поправляла свои крашенные под блондинку волосы. Корни же свидетельствовали, что Анжела была жгучей брюнеткой. Ее смуглая кожа тоже подтверждала это.

– Вы не волнуйтесь, – сказал Наполеонов, – мне просто нужно уточнить некоторые детали, и я рассчитываю на вашу помощь. Вы ведь поможете мне, Анжела?

Она кивнула и облизала пухлые губы.

– Ну вот, я хотел бы узнать – вы вчера отлучались в двадцать минут четвертого?

– Я не помню. Мы ведь на месте не сидим. То одно приходится делать, то другое. Так что, вполне возможно, я отлучалась в это время.

– Скажите, а холодильником пользуются пациенты какой-то одной палаты?

– Да нет, что вы! Всех пяти.

– Но ведь холодильник довольно маленький? – прикинулся следователь наивным.

– Так вот, кто успеет, тот и займет место своими продуктами.

– Понятно.

– А вчера кто-нибудь просил у вас разрешения позвонить?

– Да, баба Катя, то есть Екатерина Матвеевна. Я еще потом ее ругала, она попросила на минутку, а говорила, наверное, минут двадцать. И если бы я ее не отогнала, так и висела бы на телефоне целый час.

– А кроме Екатерины Матвеевны, еще кто-нибудь спрашивал разрешение позвонить?

– Нет… – Девушка замялась.

– Ну, смелее, – приободрил ее Шура.

– Видите ли… Кто-то мог и без спроса, когда я отлучалась.

– Действительно, кто-то мог. Большое вам спасибо, Анжела, вы мне очень помогли.

Щеки девушки вспыхнули румянцем.

– Ну что вы, – тихо отозвалась она и юрко, как мышка, выскользнула из ординаторской.

Наполеонов снова вернулся к главврачу и попросил его предоставить ему список всех больных. Список этот он получил. Но главный врач, потирая переносицу, заметил, что, кроме больных, в это время в отделении были посетители.

– Много?

Доктор пожал плечами.

– Спасибо вам, – промолвил Шура и покинул больницу.

Началась кропотливая проверка всех, кто находился на лечении, которая в итоге оказалась безрезультатной. Никто из пациентов ранее не попадал в поле зрения правоохранительных органов, и, как и следовало ожидать, никто не признался в звонке следователю. Можно было еще опросить, кто к кому приходил в этот день, и сосредоточиться на посетителях. Но людей, как всегда, не хватало, и следователь решил отложить их проверку на потом.

Однако этим же вечером, когда он наскоро заскочил домой переодеться и, заметив свою маму занимающейся с учениками, отправился к Мирославе, в голове его настойчивым молоточком стучала мысль, что проверить нужно и людей, приходящих проведать больных.

Сидя после ужина в беседке, где они втроем наслаждались наступающим вечером, Шура поделился своими соображениями с Мирославой. И она предложила: